Теперь, когда путь в крепость был ему обеспечен (он хранил это в тайне), принцу оставалось лишь дождаться благоприятного момента. Для начала требовалось избавиться от любых серьезных соперников. Антиохия находилась в руках римлян большую часть истекшего тысячелетия, поэтому империя страстно жаждала вернуть ее себе. По сути, главной причиной настойчивых требований Алексия принести ему клятву верности была как раз надежда заполучить обратно этот город. Крестоносцев по-прежнему сопровождал небольшой византийский отряд во главе с генералом Татикием, которому, как ожидалось, вручат ключи от крепости, как только в нее войдут крестоносцы. Дабы расчистить себе путь, Боэмунду надо было как можно скорее его нейтрализовать.
Это он провернул довольно быстро. Татикия вызвали к Боэмунду в шатер и мрачно поставили в известность о заговоре против него, который норманнский принц, к несчастью, не в состоянии предупредить. Это, быть может, являлось ложью, но поверить в нее не составляло никакого труда, ведь к тому времени большинство крестоносцев открыто выказывали византийцам свое презрение. Они сами не прислушались к совету императора держаться ближе к побережью, но теперь именно его винили в трудном марше на Антиохию, равно как и в том, что он не смог надлежащим образом наладить снабжение их войска. В результате он стал весьма удобным козлом отпущения за все невзгоды, с которыми им пришлось столкнуться.
Татикий, прекрасно зная о своей непопулярности в армии, поддался на убеждения Боэмунда и поверил в подлинность этой истории. А буквально на следующий день внезапно уехал, заявив о намерении возвратиться в Константинополь, дабы улучшить обеспечение войск припасами. Боэмунд, ни словом не обмолвившийся никому об их встрече, резко переменил свою позицию, обвинил Татикия в трусости и выставил на посмешище за то, что тот дал слабину и бросил крестовый поход на произвол судьбы. Жалкие крохи доверия, которое рядовые солдаты еще питали к византийцам, тут же испарились. Когда стало известно, что Алексий выступил со своей армией в поход и теперь движется вдоль побережья нынешнего юго-востока Турции, над хитроумным замыслом Боэмунда нависла угроза. Он больше всего не хотел, чтобы явился император и всех их спас. Тем самым Алексий украл бы у него героическую победу над Антиохией и при его личном присутствии принц просто не мог не отдать ему город.
Пришлось действовать быстро. Чтобы еще больше раздуть долгожданную победу, он взялся всячески подчеркивать нависшую над армией опасность. Остатки войска вряд ли надо было в этом убеждать. Силы Кербоги были в неделе, самое большее – в двух неделях пути, а надежды на то, что Алексий подоспеет вовремя, не было никакой. Когда армию охватила паника, появилось столько дезертиров, что останавливать их не было никакого смысла. К ним присоединились даже некоторые дворяне не самого высокого пошиба. В первые дни июня, сославшись на болезнь, ряды крестоносцев покинул слабовольный зять Вильгельма Завоевателя Стефан де Блуа.
Двигаясь обратно через самое сердце Малой Азии, Стефан узнал, что совсем рядом с ним находится имперская армия – и тут же попросил аудиенции. Алексий покинул весной столицу в попытке помочь крестовому походу и никуда не торопился, очищая от турок центр Анатолийского полуострова. Его план заключался в том, чтобы идти к Антиохии на юг, по пути укрепляя оборонительные рубежи империи. Но Стефан рассказал ему, что город крестоносцам взять не удалось и что к этому моменту их уже наверняка раздавило колоссальное исламское подкрепление.
Эта новость нанесла сокрушительный удар. Если крестовый поход действительно потерпел поражение, то Алексий и сам оказался беззащитен и над ним нависла страшная угроза. Одержав победу, турки обязательно предпримут контрнаступление, чтобы отвоевать утраченные территории, а линии его коммуникаций уже растянулись на опасные расстояния. Двигать оставшиеся имперские соединения дальше на юг в безрассудной попытке военной кампании не было никакого смысла. Но Алексий все равно колебался, не желая бросать крестоносцев, если был хоть какой-то шанс кого-то из них спасти. Дело решило известие о приближении турецкого войска. Имперская армия отступила в столицу, оставив для охраны вновь отвоеванных границ немногочисленные гарнизоны.
Стефан де Блуа навредил христианскому делу гораздо больше, чем мог предположить. Алексий действовал в интересах своей империи, благоразумно спасая что только можно, дабы окончательно не проиграть. Но предположения Стефана, что крестовый поход разгромлен, были неверны, и в отступлении императора крестоносцы увидели гнусное предательство. Если бы Стефану удалось сохранить спокойствие духа хотя бы еще на несколько часов, удалось бы избежать очень многих проблем. Аккурат в день его бегства армянский перебежчик Фируз сообщил Боэмунду о готовности предать Антиохию.