Столь жестокое обращение с Алиенорой предоставило в распоряжение французского короля все средства, которые только можно было использовать. Ричард, старший из выживших сыновей Генриха, вошедший в историю как
Когда бросили клич собираться в Третий крестовый поход, все эти интриги на время повисли в воздухе. Филипп II и Генрих II, усиленно изображая христианское братство, торжественно пообещали сообща выступить на защиту Святой земли. Но под конец 1188 года, когда оба монарха, как и предполагалось, заканчивали последние приготовления перед тем, как отправляться в дорогу, былые интриги Филиппа неожиданно принесли плоды.
Ричард громогласнее других озвучивал стремление немедленно выступить в крестовый поход, а тщательную подготовку отца считал не иначе как хитрым, направленным против него трюком. Он обратился к Генриху с просьбой публично признать
К счастью, гражданская война вскорости разрешилась сама по себе. После нескольких месяцев борьбы Генрих II умер от кровоточащей язвы, а Ричарда единогласно признали его преемником. Новый английский король почтительно поблагодарил Филиппа II за помощь и, к немалому раздражению последнего, тут же о нем забыл.
В конечном итоге все интриги французского монарха оказались напрасны. Вместо того чтобы расшатать Англию, он непроизвольно объединил ее вокруг нового короля, на тот момент уже успевшего стать могущественным. Более того, благодаря грамотным и разумным шагам Генриха II, введшего всеобщую подать, получившую название «Саладиновой десятины», у Ричарда было достаточно средств для ведения войны, которые он, в отличие от трусоватого отца, был готов пустить в дело.
Во многих отношениях Ричард Львиное Сердце был вершиной средневековой рыцарской культуры. Воспитанный, образованный и умевший прекрасно выражать мысли, он обладал прекрасными манерами и уже тогда слыл состоявшимся поэтом. Но в первую очередь его по праву считали человеком действия. На момент коронации Ричарду было всего тридцать два года. Высокий рост, могучее телосложение и белокурые волосы, как у его предков-викингов, выделяли его из толпы. Армиями на поле брани он командовал с шестнадцати лет – именно там он проявил блестящую храбрость, которой и был обязан прозвищем.
Хотя к собственной безопасности этот человек относился с небрежностью, если не с безрассудством, то о благополучии солдат пекся с маниакальным упорством. Он внушал им чувство глубокой преданности, обладал стратегическим мышлением и великолепным политическим чутьем. Если отец Ричарда тянул время, то сам он, когда ему впервые сообщили о катастрофе в Хаттине, публично принес клятву крестоносца и ради благого дела продал большую часть личных владений. Европа, в большинстве своем, усматривала в нем венец христианского рыцарства и стремилась как можно быстрее увидеть в деле, когда он выступит против Саладина – заклятого врага веры.
На фоне исполинской тени Ричарда все остальное терялось во мраке. Особенно это касалось Филиппа II. Вряд ли можно было отыскать более неподходящего для сравнения кандидата, нежели французский король. Филипп был чуть моложе своего английского коллеги, невысок ростом и тощ, да при этом еще производил впечатление человека, которого гложет болезнь. Там, где Ричард проявлял галантность и остроумие, Филипп нервничал и демонстрировал себя циником: его «шуточки» порядком коробили двор. Он обладал лишь малой толикой ресурсов, имевшихся в распоряжении Ричарда, слабо держал в узде свою знать и был никуда не годен на поле брани.
Подобная парочка вряд ли предполагала успех крестового похода. Даже в самые лучшие времена Филипп и Ричард искренне не могли друг друга терпеть. Да, они объединились в борьбе против Генриха II, но даже тогда их отношения держались буквально на волоске. Поскольку Ричард унаследовал французские владения своей матери, формально Филипп был его феодальным господином, на что французский король имел обыкновение