Краткая история крестовых походов

Но больше всего этого человека, пожалуй, прославил его лингвистический эксперимент. Пытаясь выяснить, на каком языке изначально говорило человечество, он приказал двум няням воспитывать вверенных им чад в полном молчании (сам Фридрих считал таким языком древнееврейский, потому как именно на нем была написана Книга Бытия). К его большому прискорбию, оба ребенка умерли до окончания эксперимента.

Желанными гостями двора Фридриха были ученые мужи, приехавшие из самых разных мест. Специалисты по арифметике, геометрии и алгебре посвящали ему трактаты. Причем это была не банальная лесть. Фридрих, в отличие от большинства людей той эпохи, с превеликой охотой критиковал достопочтенных деятелей науки прошлого, если его собственные наблюдения противоречили их выводам. Пытаться польстить человеку, чьей критики не избежал даже Аристотель, было бессмысленно, поэтому такого рода посвящения являли собой, скорее, знак некоего покровительства соприродному – Фридрих создавал международное сообщество ученых эрудитов. Во многих отношениях его можно было назвать Принцем Возрождения, опередившим это самое Возрождение на два столетия.

Он и правда был бы на своем месте, если бы жил в эпоху Микеланджело и Да Винчи. Император не только говорил на шести языках своих многочисленных обширных территорий, но и слыл состоявшимся поэтом, сочинения которого сыграли существенную роль в развитии современного итальянского языка. Будучи одаренным государственным деятелем и просвещенным правителем, он основал один из первых в Западной Европе университетов, а также запретил пытки («испытание судом Божьим»), считая их противоречащими принципам разума.

Фридрих учредил медицинскую академию, выпускавшую будущих докторов, и подарил ей коллекцию бесценных трудов, дабы слушатели, по его собственному выражению, «могли черпать новую воду из старых колодцев».

Студентов, проявлявших к наукам повышенный интерес, приглашали учиться за его счет, в дороге их охраняла имперская стража, а для покрытия расходов предоставлялись дешевые, субсидируемые казной займы.

Стоя во главе сразу двух правительств, Фридрих каким-то образом нашел время написать несколько трактатов по медицине, снабдить ветеринаров наставлениями о надлежащем уходе за лошадьми, посетить лекции самых прославленных профессоров и даже стать практикующим врачом. Двор императора был интеллектуальным центром всей Европы, а дворцы, сооруженные по его собственным проектам, были переполнены произведениями искусства, выполненными в популярных стилях (диапазон: от Северной Африки до Византии). Неудивительно, что потрясенные подданные называли его Stupor Mundi, что означает Чудо Мира.

Поэтому когда Фридрих в ходе волнительной церемонии в германском городе Майнце принес клятву крестоносца, это всех очень взбудоражило. Его участие – вместе с высшей знатью империи, которая тоже, вероятно, не замедлит встать под его знамена, – в огромной степени усиливало крестовый поход.

По иронии судьбы, меньше всех эта новость взволновала Иннокентия III. Видеть Фридриха II в роли участника крестового похода он хотел в самую последнюю очередь. Дело в том, что Священная Римская империя контролировала территории непосредственно к северу от Рима, в то время как Сицилийское королевство – сразу к югу. По традиции папы использовали южное королевство для сдерживания слишком ретивых императоров, но сейчас это больше не представлялось возможным. Будучи одновременно императором и сицилийским королем, Фридрих был для папы самым настоящим воплощением кошмара. Империя окружала Рим со всех сторон, будто море.

По этой причине Иннокентий в свое время сделал все, что было в его власти, дабы помешать Фридриху унаследовать оба трона. В случае с Сицилией он ничего не мог предпринять. Фридриха короновали в возрасте двух лет, а других серьезных кандидатов не нашлось. С империей вышла совсем другая история. Иннокентий III оказал поддержку его конкуренту, претенденту на трон по имени Отто Брунсвик, в 1209 году короновав его, – так он стал императором.

Последовавшая за этим гражданская война отсрочила неизбежное, но к 1215 году стало очевидно, что признание Брунсвиком своего поражения – всего лишь вопрос времени. Клятва крестоносца, которую так театрально принес Фридрих, стала для Рима и «оливковой ветвью мира», и предупреждением. В действительности же ему не было никакого дела до христианства, и уж тем более до крестового похода. В личных беседах император называл христиан «свиньями», испоганившими Иерусалим, а в своих нападках на три главные мировые религии якобы клеймил Моисея, Христа и Мухаммеда как самозванцев, которые одурачили человечество.

Более неподходящего предводителя крестового похода даже представить было нельзя. Фридрих содержал тщательно укомплектованный гарем – раз. Более уютно, казалось, чувствовал себя в компании не христианских, а мусульманских подданных – два. Подчас открыто насмехался над верой солдат-католиков, состоявших в его армии[135], – три.