Краткая история Латинской Америки

В Венесуэле к началу 1811 года все уже произошло, оставалось только удержать захваченное. Но первая венесуэльская республика рухнула год спустя, когда в Каракасе произошло землетрясение – убедительное доказательство гнева господня. И, конечно же, землетрясения были не единственной проблемой патриотов. В самом сердце Венесуэлы, за гористым побережьем Карибского моря и плантациями какао, лежали равнины Ориноко, подверженные постоянным наводнениям: территория стад и темнокожих ковбоев-льянерос. Эти люди питались в основном говядиной, не расставались с копьями и ездили верхом так, словно родились в седле. Льянерос, мягко говоря, не питали ни малейших симпатий к революционерам из элит – плантаторам Каракаса, в свою очередь считавшим их отбросами. Когда каракасская хунта зашла так далеко, что стала отрицать власть Фердинанда VII, льянерос решили, что пришло время защитить короля, и земля под копытами их лошадей дрожала еще очень долго после того, как унялось землетрясение. Было ясно: пока патриотам противостоят льянерос, им в Венесуэле не победить.

В Аргентине же, напротив, революционной хунте добиться военного господства было на общем фоне несложно. Преимущество было за патриотами еще в 1806–1807 годах, когда испанцы и англичане враждовали. В те годы в вице-королевстве Рио-де-ла-Плата высадились две британские экспедиции, и обе потерпели поражение, причем не от сил пенинсуларов, а от местных ополченцев. Таким образом, когда в Испании начался наполеоновский кризис, войска креольских патриотов одержали верх. К маю 1810 года пенинсулары потеряли контроль над Буэнос-Айресом раз и навсегда. Впрочем, другие регионы вице-королевства не проявили особого желания следовать этому примеру. Жителей внутренней Аргентины одинаково возмущал высокомерный вид креольских аристократов из столицы, будь то патриоты или роялисты. Таким образом, войны за независимость в Рио-де-ла-Плата состояли в основном из боев между силами Буэнос-Айреса с одной стороны и провинциальными войсками с другой.

К 1815 году в Мексике казнили Морелоса, в Венесуэле (и некоторых других регионах, например в Колумбии и Чили) побеждали роялисты, Перу все еще прочно держала в руках Испания, а в Рио-де-ла-Плата патриоты сражались между собой, и борьба за испано-американскую независимость пребывала в полном упадке. Патриотам пока не удавалось привлечь на свою сторону действительно многих. Что они на самом деле могли предложить, кроме смутных мечтаний о свободе, равенстве и братстве?

Победная стратегия патриотов: нативизм

В конце концов движение за независимость инициировало не эксплуатируемое большинство, как можно было бы ожидать. Радикальные доктрины, то же республиканство, не слишком привлекали консервативных сельских жителей, едва ли знакомых с подобными идеями. Более того, креольских лидеров в основном не интересовала ни помощь простому народу, ни возможность сделать колониальное общество более эгалитарным. Они просто хотели править сами. Мексиканских и перуанских креолов беспокоила потеря контроля над коренными крестьянами, почти поголовно проявившими ужасающую склонность к восстаниям. Мексиканские креолы в ужасе отступали, едва взглянув на толпу оборванцев Идальго, а перуанские, помня о Тупаке Амару II, предпочитали вообще не играть с независимостью. С другой стороны, венесуэльские и аргентинские креолы проявили большую уверенность в своей способности держать тигра за хвост, но для этого им пришлось обратиться к «народу». Креолов было слишком мало, чтобы завоевать независимость без помощи снизу.

Победной стратегией для них стал нативизм. Он прославлял американскую идентичность, определяемую местом рождения, – едва ли не единственным, что креолы разделяли с коренными народами, людьми смешанной крови и даже детьми африканских рабов. «Американо» было ключевым словом для нативистов, практически лозунгом. От Мексики до Бразилии и Аргентины патриоты называли своими уроженцев Америки и врагами – всех, кто родился в Испании или Португалии.

Нативизм давал немало преимуществ. «Американос» легко и удобно сочеталось с многоцветным населением Испанской Америки и Бразилии, противопоставляя его европейцам, и к тому же вызывало сильные эмоции. В основе нативистских настроений всегда лежит негодование в адрес иностранцев и иностранного влияния. Недовольство идеей колониальной неполноценности и ее олицетворением – живущими рядом испанцами и португальцами, в одночасье ставшими для местных уроженцев иностранцами, – распространилось на всех социальных уровнях. Наконец, нативизм очевидным образом связал оружие с либеральной идеологией. «Кто должен управлять? Люди! А кто такие люди? Американос!» Ни один патриот не мог игнорировать риторический призыв нативизма, и все рано или поздно использовали его.