Краткая история Лондона

Но все было зря. В 1981 году, когда Тэтчер приступила к реализации программы жесткой экономии, а британская экономика испытывала спад, лейбористы отвоевали господство в СБЛ. На следующий день после выборов в партии произошел переворот: относившийся к умеренному крылу лидер партии Эндрю Макинтош был свергнут Кеном Ливингстоном, радикальным активистом без управленческого опыта. Ливингстон освежил политическую атмосферу Лондона, но и сделал ее более конфликтной. Он избирался сначала в Норвуде в Южном Лондоне, потом в Хакни, затем в Кэмдене. Кажется, единственным его занятием была работа странствующего члена Совета и агитатора. Он обладал едким остроумием, исповедовал стандартные левые взгляды и, по слухам, обожал тритонов. Но прежде всего он был известен слепой ненавистью ко всему, что пыталась сделать Тэтчер для вывода Британии из провала 1970-х годов.

Следующие пять лет Ливингстон не управлял Лондоном, а использовал СБЛ как политическое оружие, из-за чего ряд видных представителей лейбористов сбежали в новую Социал-демократическую партию. С Ливингстоном трудно было соскучиться. Он завесил здание СБЛ баннерами с текущей численностью безработных в столице. Он снизил стоимость проезда в автобусах и метро (правда, эта попытка была заблокирована через суд), отчисления в пользу СБЛ с местных плательщиков возросли вдвое, а крайне левым группам выделялись крупные гранты. Ливингстон даже выделил местным активистам принадлежавший СБЛ участок на Койн-стрит, на южном берегу ниже моста Ватерлоо, под заселение 300 квартиросъемщиков. Этот жилой комплекс сохранился и сегодня – скромное жилое владение пригородного типа на одном из самых дорогих участков земли в столице.

Ливингстон провоцировал Тэтчер, и реакция не заставила себя ждать. Правительственный документ 1983 года, цинично озаглавленный «Оптимизация городов», отменял городскую администрацию Лондона как «избыточную» структуру. СБЛ упразднялся с потрохами, а управлять столицей должны были администрации боро. При необходимости дополнительный надзор должен был осуществлять один из министров в Уайтхолле. Это было примерно как возрождение суда Звездной палаты, действовавшего при Стюартах. Ни один город мира не испытывал такого унижения. Против роспуска лондонского правительства протестовали все политические партии, независимо от их убеждений. Впервые со времен появления Столичного управления работ делами столицы не управлял никакой орган, избранный на местном уровне. Ливингстон радостно принял венец муниципального мученика. Кончина СБЛ в марте 1986 года была отмечена самым великолепным фейерверком, когда-либо виденным Лондоном, как будто Ливингстон примерял на себя образ Гая Фокса[166]. Управление образования Внутреннего Лондона влачило существование до 1990 года, когда оно также было распущено, а школы переданы администрациям боро (кроме тех, что перешли в подчинение центральному правительству в ранге «академий»). Лондон подвергся безжалостной централизации.

Зал заседаний Совета намеренно решили больше не использовать. Через год после роспуска СБЛ я организовывал прощальный вечер в пустом, пыльном зале, и Ливингстон даже занял кресло «председателя». В остальной части здания разместились где отель, где хостел, а где аквариум. В качестве жеста особого презрения правительство построило рядом гигантское колесо обозрения, от чего здание визуально съежилось. Сердце лондонского самоуправления было превращено в Диснейленд.

Немногим больше повезло лондонским боро. В 1985 году Тэтчер установила для тех боро (в основном лейбористских), которые она сочла слишком расточительными, предельные ставки сборов с владельцев недвижимости. В местных советах разгорелись баталии, как перед войной в Попларе, – между конформистами и теми членами советов, кто был готов бороться до конца. Управления некоторых боро, например Хакни и Ламбета, погрязли в хаосе фракционной борьбы, а оставшиеся без дела Ливингстон и его дружки подливали масла в огонь. Яростно оспаривалось и право выкупа недвижимости, которое Тэтчер дала муниципальным жильцам. Аргументы в пользу такого права – ведь квартиросъемщики все равно фактически были пожизненными держателями квартиры как актива – имели под собой основание, но несколько обесценивались тем, что дома приватизировались со скидкой от 30 до 70 %, причем половина выручки отходила не построившим их советам, а Казначейству.