Краткая история Лондона

Воздействие «Большого взрыва» на Сити было грандиозным, хотя и неоднозначным. Прежде, говоря словами историка Дэвида Кинастона, на Сити смотрели как на «антипатриотичное казино, обеспечившее себе неприлично высокий заработок пляской на костях британской промышленности»; все считали, что Сити, где доминируют связи и монополии «старой школы», вскоре опередят более быстрые города Европы и всего мира. В 1980-х годах это положение изменилось почти в одночасье. В 1986 году я интервьюировал одного из управляющих американским банком «Морган Стэнли» (Morgan Stanley), которому предстояло оценить различные города на предмет открытия там европейской штаб-квартиры банка. Он сообщил, что Лондон обходит и Париж, и Брюссель, и Франкфурт, и не только благодаря дерегулированию, но и исходя из доступности офисов, профессиональных услуг и качества жилья премиум-класса в Вест-Энде. Этот город, по словам банкира, «обладал лучшим пакетом для экспатрианта: отсутствием языкового барьера, домами с садиками, зданиями человеческих масштабов, живым Диснейлендом, связью между прошлым и настоящим». Молодые сотрудники франкфуртского «Дойче банка» (Deutsche Bank) умоляли отправить их в Лондон, и в конечном итоге оказалось, что в лондонском филиале их работает больше, чем в самом Франкфурте.

Где «Большой взрыв», там и разрушения. Годом позже, в октябре 1987 года, наступил «черный понедельник», когда резко рухнули фондовые рынки по всему миру. Падение цен на акции на Лондонской бирже стало самым большим с 1929 года. Эти события совпали с сильным ураганом; скорость ветра достигла рекордных для Лондона 100 миль в час (ок. 161 км/ч, или 45 м/с); в ботанических садах Кью погибла треть деревьев. В Блумсбери упавшие платаны невозможно было распилить: бензопилы то и дело попадали на осколки шрапнели, оставшейся в древесине со времен войны. Лондон не дает забыть свою историю.

Восстановление после краха продолжалось недолго. Угроза инфляции и рост банковской ставки до 15 % в октябре 1989 года обрушили цены на офисы и дома. В 1991 году 230 компаний, занимавшихся недвижимостью, вылетели в трубу, и между 1989 и 1992 годами ставки на аренду офисов упали на 30 %. Не успела королева торжественно открыть строительство комплекса Бродгейт, как его застройщик, компания Rosehaugh, перешла под внешнее управление с долгами 350 миллионов фунтов стерлингов. Сообщалось, что треть офисов в Сити и Доклендсе стоят пустыми – цифра необычайная. Жилищный рынок зачах, собственники домов на своем опыте узнали, что такое «отрицательный капитал», когда стоимость активов ниже, чем сумма долговых обязательств. Раньше о «жилищном кризисе» говорили, когда цены взлетали до небес; теперь кризис случился, когда они рухнули. Прежний уровень восстановился только к 1994 году.

Тем не менее экономика Лондона прочно держалась нового курса, заправляли всем финансовые услуги. Корпорация лондонского Сити смогла заявить, что число иностранных банков в Лондоне выросло с 76 в 1959 году до 580. 60 % международных операций с евробондами обрабатывалось на лондонских биржах, обошедших по совокупному объему транзакций Нью-Йорк и Токио, вместе взятые. Поговаривали, что в Лондоне больше американских банков, чем в Нью-Йорке, и больше японских, чем в Токио. Город восстановил свой финансовый статус, утраченный после Второй мировой войны.

За 1990-е годы количество рабочих мест в области финансовых услуг выросло с 600 000 почти до миллиона, то есть до четверти всех столичных трудовых ресурсов. С учетом мультипликативного эффекта можно сказать, что Лондон превратился фактически в город одной отрасли – или двух, если считать туризм. Средний заработок лондонца к концу десятилетия на 30 % превышал средний заработок по стране, и богатство столицы защищало британскую экономику от коллапса платежного баланса.

В структуре же лондонских трудовых ресурсов наметилась перемена. В Лондон ежегодно приезжали около трети миллиона новых жителей со всего мира – в основном молодые люди, мобильные и готовые работать там, где местные жители работать хотели не слишком. Это привело к росту низкооплачиваемого фрилансерства в таких секторах услуг, как туризм, фастфуд, курьерская служба, доставка и такси. В верхнем сегменте рынка схожим образом выросло число агентств-агрегаторов по найму учителей, нянь, социальных работников и сиделок. Появление таких разобщенных, не объединенных в профсоюзы работников было шагом назад, к казуализации[172] труда XIX века.

Разобщенность и противоречия