Краткая история Лондона

Такова была новая экономика, которая, как сулила цифровая революция, приведет к оттоку богатств из мегаполиса. Но случилось прямо противоположное. Работникам нужны были места, где они могли бы собираться и общаться. Процветали кафе, словно повторяя историю Сити XVII века. Виды культурной деятельности, считавшиеся обреченными, вновь вошли в силу. Издатели обнаружили, что выпускают больше книг, продажи специализированных и еженедельных журналов увеличились, в то время как традиционные газеты перешли в интернет. В театрах Вест-Энда прекратили пророчить надвигающийся крах и задрали цены. В 1970-х я удивлялся, что в разных местах Лондона в один вечер идет тридцать постановок; к 1990-м это количество возросло более чем вдвое. Росло количество и аукционных домов, и комик-клубов, и даже публичных лекций и дебатов.

Все попытки вывести экономическую деятельность прочь из центра Лондона повисали в воздухе. Каждое новое предложение правительства – высокоскоростные поезда с севера, новые взлетные полосы в Хитроу, субсидии на приобретение первого жилья – помогало столице. В Лондоне валовая добавленная стоимость на душу населения превышала на 70 % средний показатель по стране. На одном деловом совещании тех лет в Манчестере я только и слышал жалобы в адрес Лондона: «Перестаньте красть у нас лучших людей». Первый министр Шотландии Алекс Салмонд назвал столицу «черной дырой экономики, необоримо высасывающей ресурсы, людей и энергию из остальной Великобритании».

Перепись 2001 года подтвердила переход численности населения Лондона от падения к росту и, кроме того, установила, что 37 % лондонцев были рождены за пределами Британских островов, причем 55 % не идентифицировали себя как «белые британцы». На рынке недвижимости произошел всплеск. Судьбу Ковент-Гардена 1980-х годов повторили прежде пребывавшие в запустении окраины старого центра: Кингс-Кросс, Олд-стрит, Бермондси и Воксхолл. Ратуша Шордича, где я когда-то был зрителем на матчах между неопрятными боксерами из Ист-Энда, превратилась в ресторан, имеющий звезду «Мишлен». Когда я в 2001 году продавал старую квартиру моих родителей в Барбикане, риелтор рекламировал ее как находящуюся «недалеко от фешенебельного Хокстона».

За пределами центра джентрификация распространилась и на жилые районы, долгое время считавшиеся рабочими пригородами. Приложения к газетам с объявлениями о недвижимости, прежде уделявшие внимание в основном северо-западу Лондона, теперь стали публиковать и объявления из северо-восточных и южных районов: Хакни, Клэптона, Стоук-Ньюингтона, Уолтемстоу, Боу, Нью-Кросса, Пекхэма, Бэлема и Вондсворта. Писатель Иэйн Синклер со свойственной ему гениальностью проследил «рыжую линию» Лондона, соответствующую кольцевому маршруту наземной железной дороги. За этой чертой уже не рисковала открывать свои кофейни сеть Starbucks и было «еще можно снять комнату в квартире на несколько человек за две сотни». Кроме того, то был предел нашего континентального шельфа лондонской джентрификации – викторианской террасы.

Снова Ливингстон

Кое в чем Блэр оказался верен своему слову. В 1994 году Комиссия за местную демократию настаивала на возобновлении самоуправления Лондона в форме выборного мэра. Через год я в должности председателя комиссии убеждал Блэра, тогда лидера оппозиции, обещать избирателям такую реформу. Поначалу он не очень-то этого хотел, так как испытывал к местному самоуправлению не больше симпатии, чем Тэтчер или Мейджор. Но его взгляд на вещи изменился, когда он понял, что введение должности мэра поможет ему действовать в обход местных лейбористских партий, отношения с которыми у него портились все сильнее. Он преодолел активное сопротивление своего представителя по вопросам местного самоуправления Фрэнка Добсона, и в партийном манифесте 1997 года эта мера появилась.

Референдум в Лондоне по вопросу о введении должности мэра был проведен в 1998 году; 72 % проголосовали «за», и в 1999 году актом парламента демократическое самоуправление в столице было восстановлено в форме Администрации Большого Лондона (АБЛ). Это был четвертый за век с небольшим подход к городскому самоуправлению. Как и у Столичного управления работ, Совета графства Лондон и СБЛ, полномочия нового института были туманными и скорее «стратегическими». Мэр должен был отвечать за дороги и транспорт, кроме наземных железных дорог. Впервые в истории Лондон получил право контроля над собственной полицией, хотя это право приходилось делить с министром внутренних дел, и разделение оказалось довольно беспорядочным. Один из начальников лондонской полиции Джон Стивенс говорил мне, что ему приходилось отчитываться перед двадцатью внешними структурами.