Краткая история Лондона

Раз в 1960-х годах разрешили построить башню у реки в Миллбанке, стало уже труднее возразить на предложение построить в комплексе Сент-Джордж-Уорф в Воксхолле, практически напротив, 49-этажный небоскреб. Это здание рассматривали как «пробу сил» застройщика. Оно должно было стать архитектурной доминантой Темзы от Вестминстера до Челси, и даже в обычно пассивном совете боро Ламбет этот проект отвергли; изучив вопрос, отвергло его и правительство. Небоскреб описывался как создающий «прецедент для беспорядочного усеивания Лондона сверхвысокими зданиями». Однако в 2005 году Ливингстон поддержал проект; то же сделал министр окружающей среды Джон Прескотт, и дело завертелось. Башня Воксхолла стала самым серьезным до той поры посягательством на лондонский горизонт. Она не выполняла никакой общественной функции, а квартиры класса люкс в ней почти все стояли пустыми. Позже в Guardian сообщали, что сто тридцать одной из двухсот четырнадцати квартир владеют лица, живущие за пределами Великобритании. Пентхаус стоимостью 10 миллионов фунтов стерлингов принадлежал никогда здесь не бывавшему гражданину России, а в домовом списке избирателей было всего 14 имен.

Те же споры вспыхнули вокруг 95-этажного «Осколка» в Бермондси, которому предстояло на некоторое время стать самым высоким зданием Европы за пределами Москвы. «Осколок» был прихотью владельца сети магазинов из Ист-Энда Ирвина Селлара. Нанятый им архитектор Ренцо Пиано[176] объяснял причину строительства просто: Селлар «очень хочет это построить». Ни один из боро, кроме нищего Саутуорка, не согласился бы терпеть у себя такую громадину, возведенную без всякой оглядки на окружающую малоэтажную застройку Бермондси. Прескотт утвердил проект в 2003 году, но строительство было отложено из-за финансовых трудностей и возражений, хлынувших потоком от организаций по охране городских ландшафтов и архитектурного наследия.

Хотя на расстоянии небоскреб-обелиск представляет собой, несомненно, величественное зрелище, архитектурный критик Оуэн Хазерли справедливо оценил его явление на Боро-Хай-стрит как приход самоуверенного хулигана, «при появлении которого все смолкают… акт урбанистического бандитизма… воплощение агрессии и апломба». Пешеходам приходилось пробираться по лабиринту мостков, чтобы просто пересечь площадь. Подобно «Огурцу» в Сити и колесу обозрения «Око Лондона» (London Eye), «Осколок» самим своим размером завоевал себе место в ряду символов современного города.

Офисные башни редко пользовались популярностью среди коммерческих съемщиков, и мало какие из них принесли прибыль. Они были дорогими, и стоимость эксплуатации в расчете на единицу сдаваемой площади была слишком высокой. Как признавался застройщик Стюарт Липтон в Estates Gazette: «Их вдвое дольше строить, стоимость их в полтора раза выше, чем строительство “землескребов”, и они минимум на 5 % менее эффективны, чем обычные здания». Он продемонстрировал собственный тезис, придя в 2016 году на помощь Сити: Липтон взял на себя «проклятое» (в финансовом отношении) место по адресу Бишопсгейт, 22, где ранее предполагалось строить небоскреб «Пинакль». Он воздвиг 62-этажный утес из стеклянных панелей такой огромной общей площадью и с таким безликим фасадом, что к нему даже не прилипло никакое прозвище.

Раз за разом высотные здания приносили застройщикам одни убытки. В «Осколке» почти никто не хотел арендовать помещения, и бремя его спасения легко на плечи одного из катарских фондов национального благосостояния – последнего прибежища промотавшихся лондонских застройщиков. Возведение «Огурца» обошлось дороже, чем его оценочная стоимость по завершении работ. Надутый «Уоки-токи» спасли китайские деньги. Но заморских инвесторов не так уж интересовала прибыль. Им нужны были секретность и безопасность, а лондонские регуляторы, действовавшие по принципу максимального невмешательства, с лихвой обеспечивали и то и другое.

Неизбежным результатом стало то, что инвестировать стали уже не в коммерческую, а в жилую недвижимость класса люкс. В 2007 году Ливингстон получил новые полномочия, позволявшие ему преодолевать вето отдельных боро и разрешать строительство новых небоскребов там, где они «способствуют оживлению района и украшают горизонт Лондона». Он утверждал, что все его жилые башни будут на 50 «доступными» – отголосок высотных муниципальных жилых комплексов 1950-х. Однако обеспечивать воплощение этого заявления в реальность он даже не собирался. Все высотки, утвержденные Ливингстоном (к моменту его ухода с поста мэра было построено около двухсот домов высотой свыше двадцати этажей), предназначались для частных инвестиций, и многие из них, если не большинство стояли почти без жильцов.