Краткая история. Монголы

По мере того как основанное на военной силе государство росло, казне требовалось все больше денег для содержания недисциплинированных солдат, многие из которых были язычниками-кипчаками (или же мусульманами, но только на словах). Принципы управления в духе сельджукского визиря Низам аль-Мулька (1063–1092) уже невозможно было поддерживать. Между двором, классом землевладельцев, городской аристократией, купцами и сторонниками Теркен-хатун, которые выступали за традиционное управление по модели Сельджукидов, а также улемами, которые были недовольны разрывом с Багдадом, царил раскол. Истинную степень разобщенности царства наглядно продемонстрировали катастрофические события в Отраре. То, что хорезмшах не сразу осудил резню каравана мусульманских купцов, лишь способствовало отдалению торгово-купеческих классов, а других убеждало в том, что Чингисхан должен стать для псевдомусульманина Ала ад-Дин Мухаммеда Божьей карой.

Если принять на веру рассказ проживавшего в Дели историка Джузджани, хорезмшах был прекрасно осведомлен не только о размерах монгольских сил, но и об их свирепости. Его посланник, сеид Баха ад-Дин, отправился в Тамгадж, чтобы узнать правду о достигших шаха слухах касаемо завовеваний Чингисхана на востоке, после чего в деталях подтвердил правдивость рассказов о великом хане. Бойня за стенами Тамгаджа была столь свирепой, что посланники были вынуждены в течение нескольких дней пробиваться сквозь застывший человеческий жир.

Когда мы продвинулись дальше, на следующий участок дороги, земля стала такой жирной и темной от человеческого жира, что нам пришлось продвинуться еще на три участка по той же дороге, дабы вернуться на сушу [17].

Интерес шаха к деяниям великого хана, как предполагает Джузджани, был вызван отнюдь не опасениями в связи с надвигающейся бурей. Его больше беспокоило, как эти события могут повлиять на его собственные амбиции в отношении Индии и империи Цзинь. «Стремление присвоить себе страны [Индии и] Цзинь глубоко засело в сердце султану-хорезмшаху Мухаммеду» [18]. Ему было необходимо обеспечить свою беспокойную армию делом и добычей, поэтому дальнейшие военные авантюры были соблазнительной перспективой для шаха, а ранняя частичная победа над силами монголов в 1215–1216 годах [19] придавала уверенности. Шах Мухаммед с легкостью мог проигнорировать советы и пожелания своих торговцев, которые видели больше выгод в сотрудничестве с поначалу мирными соседями с востока.

Военные операции монголов в Северном Китае привели к широкомасштабному упадку сельского хозяйства, в результате чего возникла необходимость найти новые источники зерна и прочих продуктов для снабжения Монголии. По всему региону военные действия нарушали обычные каналы торговли. Жизненно важные предметы приходилось закупать через вездесущих уйгурских и мусульманских посредников, «торговцев-варваров из западных стран» [20]. Для Чингисхана земли мусульманского запада могли казаться привлекательной зоной для развития свободной торговли, и он надеялся использовать этих мусульманских купцов, многие из которых уже установили торговые связи с подвластными ему территориями. Сами же купцы были знакомы не только с ужасающе воинственной стороной монголов, но и с их веротерпимостью (или, точнее, безразличием к религии) и знали, что отношения с новыми завоевателями могут быть взаимовыгодными.

Нет никаких свидетельств враждебности монголов по отношению к мусульманам. «Ибо в те дни монголы взирали на мусульман с уважением, и в знак почтения к их достоинству, и для их удобства они ставили для них чистые юрты из белого войлока»[135]. Недооценивая угрозу монголов и переоценивая свои истинные возможности, хорезмшах, предавая казни посланников великого хана, фактически отторгал важную и влиятельную часть своей империи. За резню в Отраре он подвергся граду как прямых, так и косвенных обвинений. Его жалкое оправдание заключалось в том, что мусульманские купцы якобы были шпионами, которых подкупили неверные. Крайне лицемерное заявление, поскольку всем и всегда было известно, что торговцы служили источником разведданных, новостей и сплетен и, в свою очередь, выступали проводниками пропаганды, религий и идей повсюду на своем пути. Сам хорезмшах пытался использовать в роли своих ушей и глаз при дворе великого хана мусульманина Махмуда Ялавача из Хорезма, посла, а затем и опытного государственного деятеля на службе монголов.