Краткая история. Монголы

Единственным намеком на какие-либо корыстные намерения, исходившие от монгольского двора, можно назвать приписываемое Чингисхану изречение о том, что он примет хорезмшаха как младшего сына, если между ними будет заключен мирный договор [21]. Однако Ала ад-Дин Мухаммед считал великого хана не столько угрозой и соперником в Центральной Азии, сколько неверным узурпатором земель Цзинь, которые, как уверяло его честолюбие, были предназначены ему самому для великой славы ислама. Подобно тому как он мог низложить халифа Аллаха в Багдаде и заменить его своим ставленником, так он собирался устранить и этого грубого варвара, надвигавшегося с востока на Дар аль-ислам.

Столкнувшись с постоянными вторжениями монголов, хорезмшах даже не попытался объединить свою глубоко раздробленную и разобщенную страну. Скорее он еще дальше замкнулся в своих великодержавных иллюзиях и проигнорировал нужды класса, который мог бы обеспечить его царству финансовую поддержку посредством увеличения объемов торговли и расширения деловых связей с богатыми рынками Дальнего Востока. Убийство купцов в Отраре прозвучало над его империей погребальным звоном.

Исполнив свое намерение, [правитель Отрара] лишил жизни и имущества не только этих людей, он подверг истреблению и опустошению целый мир и целый народ оставил без жилищ, без добра и вождей. Ибо за каждую каплю их крови была пролита целая река Окс; и в наказание за каждый волос, упавший с их голов, на каждом перекрестке в пыль скатились, наверное, сотни тысяч голов[136].

После этого заключительного акта в глазах своих соплеменников он был проклят, и эта история находила сильный эмоциональный отклик спустя годы после описываемых событий. Имам Герата в разговоре с Джузджани передает мнение Чингисхана, пленником которого он был, об этом инциденте. С этой оценкой неверного мог бы согласиться любой мусульманин, что ясно ему демонстрирует пропасть между шахом и теми, кто должен был подчиняться. «Шах Хорезма не был монархом: он был разбойником. Если бы он был монархом, он бы не убил моих посланников и торговцев, которые пришли в Отрар, потому что цари не должны убивать послов» [22]. Прежде чем обрушить свои смертоносные войска на то, чему предполагалось быть имперской армией, вождь монголов искал силы и поддержки у Тэнгри: «Не я причина этой беды, дай мне силы осуществить возмездие»[137]. На удивление близкие выражения вкладывает в уста Чингисхана Бар-Эбрей:

О Господь и Творец Вселенной, Ты знаешь, что было моей целью и что она была благой. Это же начал мой враг, и он жаждет зла. Потому я умоляю Тебя воздать ему в соответствии с делами его [23].

Ни один из источников не оспаривает тот факт, что хорезмшах сам своими злодеяниями навлек разрушение на себя и земли ислама. Интересно, что разделу своего труда о захвате Бухары в 1220 году Рашид ад-Дин дал такое название: «Чингисхан прибывает в Бухару и детали ее освобождения», в то время как речь идет о разрушениях и убийствах, которые имели место в городе, а также о печально известном случае богохульного использования главной мечети и сундуков[138]. В действительности, как ясно показывает Джувейни, хан Толуй не знал, что вошел в мечеть, и думал, что такое великолепное здание является одним из вычурных дворцов шаха, а поэтому заслуживает презрения и осквернения.

Численность

Слабые стороны и разобщенность Хорезмской империи стали очевидны Чингисхану, как только он обратил внимание на запад, намереваясь потребовать возмездия за ужасающее нарушение международного протокола[139], совершенное вероломным шахом. Легкость, с которой великий хан пронесся по Средней Азии и Хорасану, часто объясняют огромным численным превосходством его армий, хотя надежность цифр, приводимых в различных источниках, остается весьма спорной. Джузджани утверждает, что на хорезмийцев напала армия из 700 000 или 800 000 человек [24], тогда как в «Сокровенном сказании» общая численность войск в распоряжении Чингисхана на момент курултая 1206 года оценивается в 105 000 [25], а Рашид ад-Дин, имевший доступ к хронике «Алтан Дэбтэр», полагает, что после смерти великого хана в 1227 году монгольские князья унаследовали 129 000 его солдат.