Сталин просто творил со своими подчиненными то же, что Советы творили со всем остальным народом. Пакт Молотова — Риббентропа в 1939 году отмечали застольем, на котором было произнесено двадцать два тоста еще до того, как принесли еду. Однако на частных обедах у Сталина атмосфера приближалась к инфернальной. Сталин хохотал до слез, когда Берия изображал предсмертные хрипы Зиновьева, убитого по сталинскому приказу. Вождь выбивал трубку на лысину Хрущева, а потом заставлял плясать гопак. Заместителя наркома обороны всякий раз сталкивали в пруд.
Сам Сталин пил мало. По крайней мере намного меньше своих гостей — к тому же ходили слухи, что вместо водки у него в рюмке была простая вода. Берия попробовал провернуть такой же фокус, но его изобличили. В конечном итоге он выработал смиренно-философский подход: «Надо скорее напиться. Когда напьемся, скорее разойдемся. Все равно так он не отпустит».
Смысл заключался в том, чтобы унизить членов политбюро, стравить их друг с другом и развязать языки. Против Сталина и без того трудно было что-то замышлять, а уж когда каждый вечер напиваешься при нем до поросячьего визга…
Ничего нового в этом не было. Государь, который железной рукой вливает в глотки приспешников водку, — явление в истории России нередкое и местами занимательное. Основное различие между Сталиным и Петром I (1672–1725) заключалось в том, что Петр и сам пил не меньше, чем приходилось другим.
Рассказы о питейных привычках Петра I очень разнятся и очень мало похожи на правду. В одном говорится, что он выпивал пол-литра водки и бутылку хереса за завтраком, потом еще восемь бутылок, а потом отправлялся по делам. В другом приводятся те же цифры, только речь идет уже не о водке, а о бренди. Конечно, все бывает. Петр, исполин двухметрового роста, наверняка мог без ущерба для организма выпить гораздо больше, чем обычный человек (не исключено, что этим же великанским ростом объясняется его слабость к шутам-карликам).
Если Сталин спаивал советское правительство де-факто, Петр I спаивал российские власти еще и де-юре. Для начала он собрал потешную кумпанию — что-то вроде пьянствующей пародии на официальный двор. Участникам полагалось пить наравне с царем, что было нелегко. Собирались они в чем-то вроде клуба — на ассамблеях во дворце, вмещавшем 1500 гостей и ручную обезьянку Петра I, — и начинался каждый пир с череды здравиц под водку, чтобы все успели основательно надраться еще до того, как принесут яства.
Затем потешная кумпания переросла во Всешутейший, Всепьянейший и Сумасброднейший собор, представлявший собой пародию на православную церковь. Но куражились на нем все те же государевы приспешники, поэтому он по-прежнему представлял собой пьяную пародию на государственные власти. К числу участников принадлежал, в частности, глава приказа розыскных дел (то есть тайной полиции) Ромодановский. Как и Берия, он пил сам и принуждал пить других. У Ромодановского был ручной медведь, наученный подносить гостям чарку водки с перцем и замахиваться на жертву в случае отказа выпить.
Для тех, кого ловили на нежелании пить, у Петра I имелось и собственное наказание — «Большой орел». Это был гигантский кубок на полтора литра вина, который провинившемуся следовало осушить в один присест. Распространялось это требование на всех, не только на участников Всешутейшего собора. Петр I знал цену опьянению — цену власти, которая заключалась в том, чтобы принуждать других пить, тем самым лишая человеческого облика и низводя до блюющей скотины. Оказавшийся однажды на корабле у Петра I датский посол очень скоро почувствовал, что больше пить не в силах. Чтобы избежать дальнейшего спаивания, он вскарабкался на мачту и спрятался в парусах. Но царь, узнав об этом, залез следом — с бутылками вина в кармане и кубком Большого орла в зубах. Пришлось послу выпить.
Петр I был, без сомнения, великим человеком, он провел множество важнейших реформ — в частности, велел брить бороды, — но великий не значит мягкий и добрый. Прусский посол утверждает, что видел собственными глазами, как царь Петр I приказал привести к нему двадцать осужденных и двадцать чарок. Он выпил все двадцать, после каждой вытаскивая саблю и лично отрубая голову осужденному. Да еще спросил посла, не хочет ли он тоже поучаствовать.
Сталин был большим поклонником Ивана Грозного (1530–1584), первым сообразившего использовать пьянство как рычаг политического контроля над ближайшим окружением. Он тоже заставлял бояр пить:
и пока все до бесчувствия или до неистовства не напьются, они [приспешники Грозного — М. Ф.] другие и третьи чаши предлагают, а тем, кто не хочет пить и беззакония творить, угрожают различными наказаниями, а царю вопят: «Этот и этот, имярек, не хочет на твоем пиру веселым быть, они тебя и нас осуждают и насмехаются над нами, как над пьяницами, будучи лицемерами!»[61]