Те, кто ожидает от науки объяснения устройства мира, всегда склонны верить в нереалистичные прогнозы. Как ранние христиане были уверены в том, что вознесение церкви случится совсем скоро, так верящие в силу науки надеялись, что разгадка ее самой большой тайны уже близка. Так было на протяжении сотен лет.
В зависимости от того, какого ответа вы ждете, ответ на вопрос о происхождении жизни всегда можно было считать либо уже почти решенным, либо настолько сложным, что решить его не удастся никогда. Наука, безусловно, чрезвычайно далеко продвинулась в понимании того, как живые существа возникают из неживой материи, однако эта загадка волновала величайших мыслителей всех времен, и, конечно же, так будет продолжаться и дальше. Вполне возможно, что ответы, действительно, на подходе, но не менее вероятно, что ответ так и не будет найден, по крайней мере на протяжении нашей жизни. Мы не знаем, занимает ли превращение неживой материи в живое существо недели, месяцы или сотни миллионов лет – этот процесс может длиться так долго, что его просто невозможно наблюдать в лаборатории.
Но мы уверены, что ученые никогда не оставят попытки найти ответ. Возможно, эти поиски уже дали важный результат. Возможно, они рассказали нам что-то о природе науки или даже о нас самих.
Эпилог
Сходны судьбой поколенья людей с поколеньями листьев: Листья – одни по земле рассеваются ветром, другие Зеленью снова леса одевают с пришедшей весною. Так же и люди: одни нарождаются, гибнут другие[66].
В знаменитой лекции в Сорбонне Луи Пастер высказал свое мнение относительно природы научного поиска и роли ученого. Наука, как он считал, – беспристрастный судья, а истинный ученый должен отказаться от любых готовых гипотез. По поводу темы собрания – спонтанного зарождения жизни – он заметил, что наука не может дать на этот вопрос никакого другого ответа, кроме как подтвердить божественный промысел в создании жизни.
Примерно через полтора столетия эволюционный биолог Клинтон Ричард Докинз выступил с речью в одной из ведущих генетических лабораторий мира. Речь эта начиналась примерно в том же ключе, что и речь Пастера. Наука, сказал Докинз, не принимает ничью сторону, она стремится к объективной истине. Но дальше убежденный атеист Докинз расходился во мнении с католиком и виталистом Пастером. По мнению Докинза, мы не можем дать никакого иного ответа, кроме как признать абсолютно естественное происхождение жизни в соответствии с законами природы без какого-либо сверхъестественного вмешательства.
Докинз произносил свою речь в лаборатории Крейга Вентера, участвовавшего в расшифровке генома человека и возглавлявшего научную группу, создавшую живой организм. Пастер жил в то время, когда никто не знал о существовании нуклеиновых кислот, а понятие гена было только теоретическим. С тех пор мир невероятно изменился. Синтетическая биология раскрыла внутренние механизмы функционирования живых организмов, которые можно увидеть, проанализировать и изменить. Еще при нашей жизни стоимость и легкость создания живых организмов станут настолько тривиальными, что этим сможет заниматься ученый-любитель в своем гараже. Мы понимаем мир и действующие в нем силы намного лучше, чем люди, жившие всего 100 лет назад.
Наши представления о происхождении жизни всегда в большой степени зависели от состояния технологии и наличия инструментов, позволяющих анализировать окружающий мир. В XVII в. благодаря микроскопу люди увидели новый мир. В XIX в. печатные станки открыли доступ к информации множеству людей. Достижения технологической революции XX в. – радиоизотопные методы датирования, секвенирование генов, изучение Солнечной системы и многое другое – аналогичным образом изменили наше понимание биологии в целом и происхождения биологических процессов на Земле в частности.
Однако со времен знаменитой лекции Пастера в Сорбонне изменилась не только технология. На похоронах Френсиса Крика в 2004 г. его сын Майкл сказал, что отец хотел, чтобы его запомнили как человека, окончательно уничтожившего теорию витализма – идею о том, что между живой и неживой материей существует непреодолимый барьер. Чтобы Microsoft Word не узнавал само слово «витализм». Один – ноль в пользу Френсиса.