План войны против России не вызвал восторга у военных, отлично понимавших бесперспективность таковой без участия Германии, на которое можно было рассчитывать лишь в том случае, если бы монархия согласилась гарантировать аннексию Эльзаса и Лотарингии. Но это было бы слишком большой уступкой Германии, несоразмерность которой понимал и сам император. Тем не менее он высказался за то, чтобы отныне все военные приготовления и крупные маневры планировались и проводились с прицелом на предстоящую войну.
От своего антирусского курса Андраши не отклонился и после заключения в 1873 г. союза трех императоров — Александра II, Франца Иосифа и Вильгельма I, — в котором более или менее удобно себя чувствовал лишь сам его творец — князь Бисмарк. Каким бы эфемерным этот странный союз ни был, он все же на некоторое время снял напряженность между венским и петербургским дворами. Андраши вновь воспрянул духом и заговорил о заключении антирусского союза с Берлином только после «военной» тревоги в 1875 г. (в связи с возможностью конфликта между Францией и Германией), положившей начало явному охлаждению в отношениях между русским канцлером А. М. Горчаковым и германским канцлером Бисмарком. Но последний и на этот раз не поддался настойчивым уговорам австро-венгерского министра.
Новое обострение Восточного вопроса, наступившее после начала героического восстания в Герцеговине, явилось прелюдией сложной дипломатической акции, на исходном этапе которой взаимоотношения Вены и Петербурга характеризовались скорее сотрудничеством, нежели конфронтацией, завершившейся австро-венгерской оккупацией провинций в 1878 г. Австрийские генералы и сам император-король настаивали на немедленном вторжении еще весной 1875 г. Андраши тогда удалось осадить сторонников немедленных действий и охладить воинственный пыл своего монарха. Вместе с тем вопреки своим первоначальным замыслам он вынужден был пойти навстречу желаниям военной партии и приступить к дипломатической подготовке аннексии Боснии и Герцеговины. Важнейшими вехами ее стали Райхштадт (Франц Иосиф и Александр II в июле 1876 г. договорились, что в случае победы Сербии монархия может аннексировать Боснию и часть Герцеговины, а Россия присоединит к себе Южную Бессарабию), Будапештская конвенция, подписанная Австро-Венгрией и Россией 15 января 1877 г. (Австро-Венгрия сохраняет благожелательный нейтралитет в случае войны России с Турцией, а Россия поддерживает австрийские притязания на провинции Боснию и Герцеговину) и, наконец, Берлинский конгресс (1878 г.), давший Вене мандат на оккупацию.
Главным для Андраши в течение кризиса было осуществление все того же антирусского и антиславянского курса — предотвращение образования на Балканах одного или нескольких крупных славянских государств под покровительством России. Оккупация Боснии и Герцеговины и введение войск в стратегически важный санджак (административно-территориальная единица Османской империи) вовсе не являлись лишь «превентивной мерой», принятой исключительно ради обеспечения собственной безопасности. В подтверждение приведем отрывок, из письма Андраши герцогу Вюртембергскому: «Одной из главных целей этой акции с австро-венгерской точки зрения являлось открытие для нас Востока в политическом и материальном отношениях…»
Дипломатическая победа Андраши на Берлинском конгрессе в конечном счете обернулась серьезными и длительными по времени неприятностями прежде всего для самой Австро-Венгрии, даже с точки зрения ее великодержавных интересов и позиций. Оккупация провинций стала в итоге опасным источником внутренних и международных осложнений, сыграв примерно такую же роль, как и аннексия Эльзаса и Лотарингии для Германии. Если в XIX в. империя Габсбургов являлась главным внешним препятствием на пути объединения двух великих народов Европы — германского и итальянского, — то в результате оккупации Боснии и Герцеговины в конце XIX — начале XX в. она стала основной преградой на пути национального освобождения балканских и австро-венгерских славян. «Стержневой осью нашей политики на юго-востоке, — писал позднее в своем меморандуме преемник Андраши на посту руководителя внешнеполитического ведомства Австро-Венгрии Густав Калноки, — является Белград. Пока мы прочно не обосновались там (не важно — прямо или косвенно), на Дунае, Тисе и даже на Саве мы будем в обороне. Если Сербия будет подчинена нашему влиянию — все равно какими средствами, — или, еще лучше, если мы будем хозяевами в Сербии, тогда мы сможем легко обеспечить наше обладание Боснией и ее привесками, а также наши позиции на Нижнем Дунае и в Румынии. Только тогда наше могущество на Балканах будет покоиться на прочной основе в соответствии с важными интересами монархии».