Краткая история Венгрии. С древнейших времен до наших дней

Дело в том, что именно в первой половине века в венгерском обществе широко распространились взгляды Йоганна Готфрида Гердера об исторических судьбах мадьяр и славян, высказанные им еще в 1791 г. в «Идеях к философии истории человечества». Он предсказывал блестящее будущее многочисленному и могучему славянскому племени и неминуемое исчезновение мадьярам, вставлявшим ничтожную, по его словам, часть населения Венгрии, окруженную со всех сторон славянами, немцами и румынами. Беспощадный приговор выдающегося ученого-просветителя о том, что спустя несколько столетий едва ли что-нибудь останется от венгерского языка, произвел гнетущее впечатление на склонный к меланхолии и пессимизму менталитет мадьяр.

Мрачное предсказание Гердера врезалось в историческую память и национальное самосознание венгров, о чем свидетельствует не одно лучшее произведение национальной классики. Может быть, поэтому и сегодня читателя не оставляют равнодушным потрясающие воображение сцены смерти нации у Кёлчеи в его бессмертном «Гимне»?! Подсознательный страх гибели нации усугублялся многовековым давлением со стороны германского мира. В XIX в. этот страх еще более усилился в связи с распространением у славянских народов Венгрии идей славянской взаимности, не говоря уже об откровенно панславистской пропаганде, подкрепленной растущей мощью главной и первой державы славян — царской России.

Страх перед панславизмом и Россией независимо от того, насколько он был обоснован, — это реальный мотив, определивший всю славянскую политику лидеров движения за реформы. Во всяком случае, события 1848–1849 гг., в частности царская интервенция в Венгрию, казалось бы, подтверждали худшие из опасений. Однако на этом основании нельзя говорить о каком-то изначальном, иррациональном и мистическом антиславянизме мадьяр, венгерского национального движения в целом, ибо их отношение к польской нации, которая тоже относится к славянской языковой общности, ничем не омрачалось, наоборот, оно отличалось дружественными чувствами, взаимопомощью и солидарностью.

Таким образом, уже первые, скромные результаты на ниве культивирования родного языка и утверждения его прав сопровождались националистическими устремлениями. В 1805 г., когда Государственное собрание приняло весьма скромный закон о том, что его представления придворным инстанциям отныне будут составляться одновременно и на латыни, и на венгерском языке, в ряде комитатов собрания приняли решения мадьяризаторского толка: принимать к судопроизводству только те дела, которые составлены на венгерском, обязать чиновников под угрозой лишения мест усвоить в кратчайший срок этот язык. А принятый в 1830 г. закон гласил, что не знающие венгерского языка не могут назначаться на общественные должности.

В 1840-е годы граф Карой Зай, генеральный инспектор Придунайского евангелического церковного округа, начал кампанию по мадьяризации школ в своем округе; по его приказу был уволен профессор евангелического лицея Л. Штур, вождь национального движения словаков. В 1843 г. группа делегатов Государственного собрания выступила с инициативой объявления официальным языком автономной Хорватии-Славонии венгерского* а через 10 лет принимать на государственную службу в этой стране только знающих венгерский язык. В декабре на собрании комитата Загреб произошла вооруженная стычка между хорватами — сторонниками промадьярской и национальной ориентации.

Движение за объявление венгерского языка официальным одержало полную победу, когда был принят закон, провозгласивший этот язык единственным государственным языком страны. О других употреблявшихся в стране языках закон хранил глубокое молчание. В брошюре «Девятнадцатый век и мадьяризм», вышедшей в том же, 1844 г. в Вене, лидер словаков Л. Штур, признавая первенство венгерского в администрации, справедливо протестовал против принудительной мадьяризации словаков.

Осуждал мадьяризацию, как уже говорилось, и Сечени. Едко высмеивая ретивых мадьяризаторов, он резонно отмечал, что знание венгерского языка не означает превращения кого-либо в мадьяра, «ворочание языком не равнозначно биению сердца». Сечени предупреждал, что непомерные давление и шантаж неизбежно рождают упорное противодействие. Кошут же со своей стороны настаивал: в Венгрии, принадлежащей мадьярам, иного официального языка кроме как венгерского, быть не может и не должно.

Венская камарилья, самым внимательным образом следившая за развертыванием межнационального конфликта в Венгрии, сделала ряд уступок немадьярским движениям, особенно хорватскому, разрешив издание газет и оказав покровительство культурно-просветительским учреждениям иллиризма и акциям его лидера Л. Гая. Считая важной поддержку Гая в связи с предстоящими «новыми битвами» с венгерской оппозицией, Меттерних предоставил ему значительную финансовую «помощь» в размере 12 тыс. гульденов.