Краткий философский словарь

Свою концепцию Ш. строит по принципу феноменологии Гуссерля: весь мир – это «явления», в которых он методом редукции (сведения к более простому) раскрывает «смыслы» существующего. Философия для него возможна как «строгая наука о смыслах», об «идеальном бытии, находимом в явлении». Прошлая философия с ее вариантами решения вековых проблем для Ш. лишь «формы литературного творчества», претендующие на знание. Только анализ смысловой деятельности человека, избавляя мысль от психологизмов, субъективных пристрастий, превращает ее из «мнения» в «знание». Путь возвращения человека к первоосновам бытия помогает ему обрести самотождественность в мышлении, культуре, жизни.

Ш. был первым из философов феноменологического направления, кто обратился к проблемам познания исторической реальности. Историческую науку Ш. понимает как «чтение слова» в его значащей функции. Основную философскую проблему при изучении истории он видит в истолковании или герменевтике, раскрывающей смысл события. Смысл же открывается в «организующей направленности различных форм духа в их социальной функции: язык, культ, искусство, техника, право». Анализ форм сознания в их исторической конкретности и входит в круг основных задач Ш.

Впервые анализируя историю русской философии как логику развивающейся мысли в границах русской национальной культуры XIV-го – начала XIX вв., Ш. выявляет ее специфические особенности. По его мнению, истоком русской философии является «религиозно-нравственный, государственный, социальный утилитаризм». В XIV-XVI вв., когда философия существует в роли «служанки богословия», духовенство выполняет функции интеллигенции, просвещает народ в направлении приближения к православным истинам. XVII век – время «одиночества» России и утверждения «специфично восточной мысли, что правительство может и должно управлять всем и в первую очередь духовными процессами». Функции интеллигенции начинает выполнять правительство, подчиняющее просвещение народа целям государства. Из такого утилитаризма «получилось то, что должно было получиться. «Просвещением» забаррикадировали себя от серьезной науки и философии». В XIX в. рождается новая интеллигенция, «оппозиционная правительственной, но столь же порабощенная утилитаризмом, хотя и с прямо противоположным пониманием пользы и службы людям». Для философии («незаинтересованной мысли», а потому мысли свободной, «чистой») пронизанность духом утилитарности означает ее погруженность в психологическую атмосферу нерешенных национальных проблем.

Только начиная с Пушкина, считает Ш., просачиваются в русскую культуру идеи философии без назидательности, науки без расчета, искусства без «пользы народной». Первые лучи рефлексии с разных сторон освещают одну и ту же загадку – будущее России. Полярность ответов на этот вопрос «определяет особую диалектику русской философии и тем самым узаконивает ее оригинальное философское место». Этико-социальная направленность русской философии, беспокойство об истории, о «завтрашнем дне» делает ее насквозь утопичной. Подлинная Россия – еще в будущем, но в будущем «вселенском». Задачи ее – всемирные; она сама для себя – «мировая задача». «Проблемность» бытия России определяется особенностями национальной психологии (неумением жить в настоящем и беспокойством о вечном, мечтой о непременно всеобщем счастье и безответственностью перед культурой, уверенностью в «широте и доброте сердца» русского человека и элементарной невоспитанностью). Нельзя забывать и о классических для России традициях «просвещенческого утилитаризма», этико-религиозных идеалах морального «делания» себя и вселенского подвига. Тем самым будущее русской философии, как и будущее самой России, не прогнозируемо.

Многие идеи Ш. в области философии языка, философии искусства предвосхитили современные разработки в этих областях, но оказались забытыми. С 1937 г., после очередного ареста и приговора к десяти годам лишения свободы без права переписки, о Ш. ничего не известно.

Э

ЭВДЕМОНИЗМ (греч. eudamonia – счастье, блаженство) – этическая система, в основе которой лежит представление, что счастье является высшей ценностью, определяющей все поступки человека, цель его жизни. Счастье понималось различными представителями Э. по-разному, отсюда – определенная двойственность Э. Во всех случаях счастье – это полная удовлетворенность условиями своего бытия, ощущение полной реализации своего человеческого предназначения.

Логически Э. – более широкое понятие, нежели гедонизм, который, видя высшее счастье в чувственных удовольствиях, есть лишь одна из разновидностей Э. Вместе с тем первые формы Э. (Сократ, киники, стоики, эпикурейцы) ограничивали счастье возвышенными наслаждениями души. Счастье – это разумность человека, свобода от привязанности к внешнему, в том числе к чувственным удовольствиям. Ранние формы Э., таким образом, противопоставляли счастье чувственному наслаждению; Э. противостоял гедонизму.