— Гасан, всё это прекрасно, но я тебе всё-таки не дочь. Есть между мной и Машкой некоторая разница, — Прасковье было тягостно и противно.
— Дочь — не дочь, а человек ты мне не чужой, — ответил Гасан безмятежно. — И рушить жизнь я бы тебе не посоветовал. А посоветовал бы то же самое, что Машке: поживи с ним, погляди, пообвыкнись, а там видно будет. Жизнь сама подскажет.
— Гасан, — проговорила Прасковья как можно дружелюбнее, — давай всё-таки разведёмся. Судя по тому, что ты говорил, я тебе в общем-то безразлична, что и к лучшему. Вероятно, у тебя есть какая-то альтернативная личная жизнь.
— Альтернативная — это как? — белозубо рассмеялся Гасан. — Нетрадиционной ориентации что ли? О да! Этого добра у меня навалом. Поваров имею, бухгалтеров имею, поставщиков имею с особенной страстью, архитекторов и всяких там дизайнеров имею, налоговая меня имеет. Недавно, например, им показалось подозрительным, что я слишком много жертвую на благотворительность. Уж не отмываю ли я какие-то левые доходы? — Гасан явно развлекался.
— Гасан, — натужно улыбнулась Прасковья. — Я ценю твой юмор, но всё-таки я прошу тебя со мной развестись. Мне кажется, так будет правильно. У тебя будет, а может, и есть, другая женщина, более тебе подходящая.
— Спасибо, Красавица, за заботу, — Гасан приложил руку к груди. — Но забота твоя — излишняя. Баб и машин я могу в любой момент времени иметь ровно столько, сколько захочу. Ни одной больше и ни одной меньше. На то и другое, слава Богу, заработал. Но — увы — не интересно. Пропал интерес — понимаешь, Красавица? К тому и другому — пропал.
— Тогда тем более разведёмся. Зачем тебе я, если интерес пропал?
— А ты что — баба? Или машина? — Гасан опять безмятежно рассмеялся.
— Ну, всё-таки что-то общее с бабами у меня, пожалуй, есть, — Прасковья изумилась, насколько мало она знает своих домочадцев.
— Ни черта нету общего! — добродушно махнул рукой Гасан. — Бабы — это совсем другая материя, уж ты мне поверь. Другое, понимаешь, тесто. Замес другой, — он сделал в воздухе движение, словно месит тесто. — У тебя больше общего с машиной. Железная. Мощная. Много лошадиных сил. Туповатая иногда. А на бабу ты совсем не похожа. Баба — это «что моё — моё, а о твоём торговаться будем». А «книги и личные вещи» — это из другой оперы.
— Послушай, Гасан, зачем я тебе? Зачем тебе это унизительное положение? — Прасковью начало раздражать это хождение по кругу.
— А шут его знает — зачем, — всё так же безмятежно проговорил Гасан. Он прищурился, словно раздумывая. — Так как-то… сам не знаю. Вот зачем ты Светову? Ведь прибежал же, теряя тапки, едва смог.
— Гасан, мы встретились случайно, — с нажимом возразила Прасковья.
— И ты веришь, Красавица, в такие случайности? — расхохотался Гасан. Он сидел, раскинувшись на диване, похожий на большого, сытого, породистого кота — гладкий, промытый, загорелый, белозубый, безмятежный.
— В данном случае — верю, — убеждённо ответила Прасковья.
— Такая большая, а веришь в сказки, — снова рассмеялся Гасан. — К кому и зачем он ехал, как не к тебе? Впрочем, это не моё собаческое дело, как выражается мой приятель-поляк, поставщик ежевики. В общем, я высказал свою позицию. Торопиться нам некуда: какие наши годы! — снова широко улыбнулся Гасан. — Ты свободна, живи, как хочешь, где хочешь, с кем хочешь. Давай не пороть горячку, а подождём до конца года и, положим, в следующем январе вернёмся к этому вопросу. Что-то мне подсказывает, что выйдет, как с Машкой и перуанским медвежонком.
— Гасан, — наконец собралась с духом Прасковья, — я беременна.
Гасан на секунду замер в изумлении, а потом расхохотался.
46
— Ай да Светов! Ай да сукин сын! — захлопал он в ладоши. — Прямо восемнадцатилетний пэтэушник.
— При чём тут пэтэушник, Гасан? — не поняла Прасковья.
— Шустры они, пэтэушники, на это дело. С первого раза у них выходит. Была вот недавно история. Поварята к нам пришли на практику, из разных колледжей — училищ, по-нынешнему. Слово «колледж» вы же отменили — верно? Вот буквально вчера парнишка с девчушкой познакомились — и пожалуйста: она уже с пузом. Ну, жениться решили, меня позвали. У самих — ни кола ни двора. Ну ладно, пристроил их. Такие вот они шустрые — пэтэушники, прям как твой Светов.
— Гасан, не надо про Светова, — попросила Прасковья.
— Да ты не обижайся, Красавица, это я так — из зависти, — широко улыбнулся Гасан. — Признаюсь: завидую. Я б тебя с удовольствием обрюхатил. Как Светов. Но, видишь, не судьба, — он весело развёл руками.
Они помолчали. Потом Гасан вдруг снова расхохотался.
— Ты что, Гасан? — удивилась Прасковья.
— Я представил заголовок в жёлтом таблоиде: «Прасковья Петрова выходит по залёту за гастарбайтера». А что? Всё чистая правда.
— Жёлтые таблоиды у меня под контролем, — поморщилась Прасковья.
— Но ты зацени заголовок! — веселился Гасан. — И никаких твоих журфаков не кончал!
— Ты молодец, Гасан. Может, тебе завести таблоид?