Краткий миг

— Не знаешь такого прекрасного анекдота? Тогда слушай: приходит мужик к психотерапевту, жалуется на энурез. В штаны, говорит, писаюсь, такая стыдоба — хоть плачь. Доктор провёл свои процедуры, повысил мужику самооценку, научил позитивному мышлению, велел прийти через две недели. Через две недели мужик приходит, весёлый такой. «Ну как, прошёл энурез?» — спрашивает доктор. — «Нет, — отвечает мужик, — Не прошёл, но теперь я им горжусь!». Вот, как я понимаю, Иван и выступил в роли этого психотерапевта. Впрочем, может, и не так, сама у него спроси. Он же твой бывший начальник и приятель.

— Гасан, давай вернёмся к нашим делам, — сказала Прасковья. Что ты конкретно предлагаешь? Я не понимаю, объясни чётче, — проговорила Прасковья официальным голосом, потому что понимала, что именно предлагает Гасан, и боялась этого понимания.

— Предлагаю я, Красавица, простую вещь. Оставить всё как есть. Встречайся с ним, роди ребёночка, а формально всё останется по-прежнему. Светов будет — ну, друг дома, как это бывало во французских романах, — Гасан лукаво подмигнул блестящим карим глазом.

— Откуда ты знаешь о французских романах? — удивилась Прасковья, уверенная в том, что читать всё это можно только ради экзамена по истории зарубежной литературы.

— Да так, почитываю кое-что перед сном. Кстати, ты меня к этому делу и приохотила. Отлично после этого спится. А чего? Делать мне всё равно нечего: работай да читай. За бабами я не бегаю: надоело, в рестораны, как сама понимаешь, без нужды не хожу, спортом не увлекаюсь, не говоря уж о рыбалке, свободного времени навалом, что хоть Толстого с Достоевским штудируй.

Так вот я о чём, Красавица. Надо нам втроём со Световым собраться и сесть, как там по-вашему говорится, за стол переговоров. Чтоб спокойно, интеллигентно всё обсудить и обо всём договориться. Мы же взрослые интеллигентные люди. Думаю, и мне, и твоим начальникам важно одно: чтобы вся эта история не носила вызывающего характера. Что и кто будет знать — это, в конце концов, не имеет большого значения. Всё это можно объявить грязными сплетнями завистников, которые всегда окружают добродетельную женщину. А в твоей официальной биографии всё идеально, есть муж, дети, вся эта лабуда. Ты ведь, Красавица, на сцене, у тебя роль. А ты хочешь с бухты-барахты эту роль переменить и играть другую. Играла, понимаешь Гамлета, а потом ни с того ни с сего — стала Митрофанушку играть. Этого тебе не простят. И Светов, если он такой умный, как говорит Иван, должен это понять.

— Что же получается? — раздумчиво проговорила Прасковья. — Ребёнок тоже будет числиться твоим?

— А мне впервой что ли световских детей растить? — рассмеялся Гасан. — Отличные, кстати, детки у вас получаются, здоровенькие, красивенькие, умненькие, я целиком «за». Между прочим, на той неделе была у меня Машка в ресторане. Там важный корпоратив гудел. Так вот несколько человек, незнакомых совершенно, сказали: похожа, сразу видать — дочь. Выходит, даже сходство воспитать можно. Был же какой-то там агроном, забыл его фамилию, который пшеницу воспитывал.

— Лысенко его фамилия, — поморщилась Прасковья.

— Во-во, а я забыл. Так мы с ним и воспитали: он — пшеницу, я — Машку.

— Послушай, Гасан, — проговорила Прасковья как можно дружелюбнее. — Объясни мне, пожалуйста: а тебе, вот лично тебе, зачем всё это нужно? Ты ведь не играешь никакой роли ни из какой пьесы, на твоей карьере развод никак не отразится, люди будут так же ходить в твои рестораны. Ты точно так же будешь дружить с Машкой. Мало того, я не буду претендовать ни на какое имущество. Тебе будет сплошная выгода. Так зачем тебе вся эта унизительная для тебя конструкция?

— А может, она меня не унижает, Красавица, — опять засмеялся Гасан. — Может, она меня возвышает. Ну, или, по крайне мере, забавляет и развлекает — откуда ты знаешь?

— Развлечения, конечно, у всех разные, но всё-таки… странно это… — проговорила Прасковья. — Ты же мусульманин, восточный мужчина — по идее ты так думать не должен.