Краткий миг

— Мне бы очень, очень хотелось стать ему полезным, — вздохнул Богдан. — Ну пусть не полезным, но хоть малой поддержкой. И Маше, конечно, тоже, но у неё всё-таки есть ты, потом она в своей стране, ей легче. А наш с тобой чертёнок вырос в чужих людях. Впрочем, для нас, чертей, это обычно, но Мишка-то до двенадцати лет воспитывался как человек…

— «Наш с тобой чертёнок», — повторила она. — Чёртушка мой… Сядь ко мне.

Она хотела, чтоб он сел к ней на диванчик, но он опустился на пол возле её ног, положил голову ей на колени. Она гладила его волосы, трогала его рожки. Он целовал её руки, прижимался к ним лицом. Господи, какая дивная реминисценция: он так же сидел у её ног, когда она впервые пришла в его квартиру.

— Помнишь, когда ты впервые вот так сидел? — Прасковья накрутила его полуседую кудряшку на палец.

— Конечно, помню, моя девочка, — он погрузил лицо в её ладони. — В тот день, когда ты согласилась выйти за меня замуж. Мы сидели вот так и смотрели новости. Хочешь сейчас включить телевизор?

— Нет, Чёртушка, — она наклонилась и поцеловала его чертовский рожок. — Знаешь, чего я на самом деле хочу? — Он напряжённо смотрел на неё снизу вверх. — Хочу, чтоб мы разделись, легли под одеяло и прижались друг к другу. Очень хочу к тебе прижаться. Вот чего я хочу! — выговорила она то ли с вызовом, то ли с отчаянием.

Он сжал её руки, торопливо встал и проворно отошёл в угол возле стола. Кажется, будь такая возможность — забаррикадировался бы столом.

— Я понимаю тебя, Парасенька, — он потёр середину лба. — Но, видишь ли… — он замолчал. — Видишь ли… мне нечем тебя порадовать, моя девочка.

— Меня и не надо радовать, Богдан. Давай сделаем то, что я тебя прошу.

— Парасенька, прости меня. Я помню, как тебе это нравилось. И мне нравилось… Но сейчас… нет… — он судорожно помотал головой.

Она напряжённо слушала его, но он молчал. Он смотрел вниз, и она не могла видеть выражения его лица. Наконец он снова заговорил:

— Когда мы расстались… я тогда твёрдо сказал себе: этого нет в моей жизни. Нет вообще. И никогда не будет. Мне это не нужно, даже противно. Так я себе сказал. И этого не стало. Вообще, напрочь не стало. Я не знаю, понимаешь ли ты меня.

Она, кажется, понимала. Она знала по опыту, что значит сила мысли и как она формирует действительность. Он меж тем продолжал, всё так же глядя в пол.

— В общем, Парасенька… — продолжил он с усилием. — Эта сторона жизни для меня закрылась. Давно, очень давно. Я люблю тебя, моя бесценная девочка. Ты безмерно дорога мне, ты солнце, свет моей жизни, моя прекрасная дама, моё сказочное воспоминание, но… это невозможно. Словом, не надо мучить себя и меня. Прошу тебя, не надо. Я далеко не то, что ты обо мне помнишь. Ни молодости, ни здоровья — ничего не осталось. Ровно ничего. Я рад, что сказал тебе это. Чтоб не было иллюзий. И вообще… тебе, вероятно, надо быть дома. Уже поздно, — закончил он едва слышно.

Он стоял, не шевелясь. Он как-то мгновенно постарел. Высохший, седой, морщинистый старик. Худоба его не стильная, а какая-то измочаленная — как она сразу не заметила? Она — гораздо моложавее, хотя всего двумя годами младше. И всё же никогда ни к кому не тянуло её сильнее, чем к нему. Да, по правде сказать, ни к кому её никогда и не тянуло, кроме него.

— Я тоже не та, которую ты помнишь, — проговорила она. — Но всё же я хочу, очень хочу прижаться к тебе.

И совсем жалобно:

— Чёртушка, родной, я столько лет тосковала о тебе. Давай проведём эту ночь вместе. Не надо мне никакого секса, всех этих глупостей, честное слово, не надо. Мне нужен ты. Неужели не понимаешь?

Он напряжённо смотрел на неё. Что-то в нём происходило. Наконец заговорил с усилием.

— Парасенька, но ведь это невозможно. У тебя семья, моя девочка, тебе надо домой.

— Хочешь, я сию минуту позвоню мужу и скажу всё как есть? — произнесла она отчаянно.

Богдан вышел из своего угла и присел рядом с ней. Обнял её за плечи, поцеловал в голову.

— Бедная моя девочка… Хорошо, мы всё сделаем, как ты хочешь. Но, сколь я понимаю, нужен двухместный номер. Сейчас я этим займусь. А ты позвони домой и… соври что-нибудь что ли… Господи, как всё это… — он болезненно поморщился. — Я сейчас вернусь.

Она позвонила Машке и радостно прощебетала, что встретила однокурсницу, они заболтались и Прасковья заночует у неё.

Гасан в отъезде, на родине. Слава Богу, у них не принято перезваниваться без практической надобности.

Вдруг ей показалось, что Богдан не придёт никогда. Он сбежал от неё. А может, померещился ей. Зачем она сидит поздним вечером в гостиничном номере? Надо немедленно уйти отсюда. Да, нужно уйти. Она сунулась в прихожую, чтобы надеть шубу.

4

В этот самый момент появился Богдан со служителем. Служитель понадобился, чтобы перенести его чемодан в другой номер: господа постояльцы тут не перемещают свой багаж самостоятельно. Служитель поставил маленький полосатый чемодан Богдана на элегантную тележку и покатил её по коридору. Богдан снова обнял её за плечи и, принуждённо засмеявшись, проговорил: