Краткий миг покоя

Комбат посмотрел и увидел тусклый огонек подсветки в салоне.

— Вот и твои недруги, — усмехнулся Азиат и достал пистолет.

— Тебе хорошо, глушитель есть! — сказал Борис.

— Ничего, обойдешься, — махнул рукой Азиат. — Я сейчас поближе подберусь, а ты подстрели того, кто тебе больше всех не понравится. Только потом — сразу на пузо. Я тут сильно церемониться не намерен!

Борис кивнул. Азиат растаял во мраке. Комбат подумал, что это был бы славный противник. И может, к лучшему, что они так и не схлестнулись сегодня. С такими, как Азиат, надо сражаться не в состоянии стресса, не под давлением, а тогда, когда сознание кристально чистое, и ничто не мешает победить.

Он тоже стал продвигаться к машине. Под ногой еле слышно шуршала хвоя, и Борис точно знал, что этот звук затихает где-то совсем рядом, что никто его не услышит, никто не заметит едва различимого силуэта между деревьями.

До машины осталось метров двадцать. Борис опустил на лицо прибор ночного видения, и ночь зацвела зеленым, а в этом мареве засияла машина — яркое оранжево-красное пятно, местами отсвечивающее в желтое, а в районе капота — даже в белое. Нет, так было хуже — тепловое свечение не позволяло толком различить людей. Комбат посмотрел простым глазом и увидел троих. Вот они, те, кого Романов прислал по его душу.

Он поднял пистолет и начал внимательно целиться. Своей мишенью Рублев наметил водителя. На всякий пожарный, чтоб в случае промаха Азиата они не смогли уйти.

Мушка застывает на спокойной фигуре в салоне. Дыхание задержано, палец спускает курок.

Выстрел!

Водитель уткнулся носом в баранку — лес огласился перепуганным, пронзительным ревом клаксона. Словно это и не человека только что застрелили, а угодили в какой-то важный нервный узел самой машины.

Помня предупреждение Азиата, Борис упал на землю. Над головой просвистела пуля. Ну, не зря предупреждал подельничек. Так и правда убить недолго!

Борис поднял голову и увидел, что Азиат уже возле машины. Комбат тоже вскочил, подбежал…

— Хорошо получилось, — кивнул телохранитель. — Все готовы, как пионеры.

Он переложил оружие из правой руки в левую и протянул ладонь Рублеву на прощанье.

— Все, иди! Надеюсь, что друг в друга нам стрелять не придется.

Борис ответил пожатием. Азиат развернулся и исчез в лесу. Рублев, подумав немного, решил себе помочь с транспортом. Выкинул трупы из машины, завелся и поехал прочь. Он, конечно, не рассчитывал добраться на этом автомобиле непосредственно до дачи Романова, но сократить время прибытия — запросто.

Когда до поста ГИБДД оставалось с километр, Борис бросил машину. Чтобы его не унюхала никакая псина, рассыпал в салоне два пакетика кайенской смеси. Отошел на приличное расстояние и вызвал такси.

Ярко-желтый мотор подкатил через пять минут. Рублев устроился на заднем сиденье и сказал, куда ехать. Точного адреса не называл, решив, что все равно в поселке придется вылезать не прямо возле дачи.

История приближалась к своей развязке — так подсказывала Борису его интуиция. И он боялся концовки, потому что она все еще не была в его власти. Для сильного человека, каковым был Борис Рублев, такое положение дел — отвратительно!

Где-то на половине пути он поймал себя на том, что шепчет про себя слова единственной молитвы, которую помнит:

«Отче наш, иже еси на небеси! Да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя…»

Очень хотелось, чтобы последними минутами этого гадкого приключения управлял именно Бог, а не люди…

Глава 16

Болеславский сказался усталым и пошел спать через полчаса после того, как отправил сообщение Комбату. Романов, которого пиво толком не брало, а ложиться спать он не мог (ожидал вестей от киллеров, посланных за Комбатом), махнул рукой и сказал, что Иван может делать все что угодно — он уже большой мальчик.

Отправив таким образом своего помощника, Юрий Павлович врубил следующий фильм — на сей раз какую-то мелодраму. Она была по-американски тупой, но Романову сейчас было совершенно все равно, что смотреть.

Он чувствовал себя полным хозяином положения. Жена и дети Рублева были мертвы — Тимур доложил об этом уже давно. Сам Борис залез в дом Смотрящего, и больше не менялось ничего. Романов надеялся, что Комбат все-таки справится, — очень уж не хотелось разбираться с Пиратом самостоятельно.

Несмотря на внешнюю трезвость, Романов был под хмельком. Соответственно его мысли не могли ходить нормальными циклами — они закручивались в какие-то лохматые бесформенные клубки, принимали очень искаженные формы, и вообще сейчас голова Юрия Павловича больше всего напоминала комнату с кривыми зеркалами. Там тоже никогда не разберешь, что по правде, а что отраженная глупой стекляшкой иллюзия.