Среди покосившихся сарайчиков возвышалась одинокая статуя балерины. Огромные, карикатурные окорока выпирали из-под гипсовой пачки. Гипсовая девушка чуть приседала на левую ногу и тянула правую в классическом эпольмане. Руки когда-то струились изящной волной, но теперь лишь ржавые арматуры торчали в разные стороны. Неизвестный шутник накрасил каменные губы суриком, а глаза зачернил дешевой краской, которая тут же потекла, оставляя дорожки на щеках. Издалека казалось, что танцовщица безутешно рыдает. Но те, кто подходил поближе, обычно вздрагивали, увидев лицо статуи, искаженное ненавистью.
Лена пробежала мимо и ворвалась на станцию. Касса закрыта. Кабинет начальника стоит нараспашку, но там пусто. Полиции нет. Вымерли они тут все, что ли?! В конце концов, она нашла сонного сторожа, который долго не понимал, чего от него хотят. Потом сообразил, закивал.
– А, ты ищешь кого? Подождать надобно. Вишь ты, аккурат после отправления адлерского все по домам разошлись. Ужинать, значит. Тут ещё часа два никаких поездов не будет, пусть отдохнут люди-то.
– Молчановка где? – перебила его Лена.
– Так вот, – сторож очертил рукой круг. – Прямо тут, значит, и Молчановка. Двести дворов, да ещё за рекой полста, пожалуй.
– А где мне найти глухонемых, которые по поездам торгуют?
– Никиткину банду? – оживился сторож. – Ясно, кого тебе надобно. Но это не здесь.
– А где?
– Тьфу ты, не понимаешь. Я ж тебе говорю – там, – старик махнул рукой за железнодорожную насыпь, где через поле вилась грунтовка с размытыми дождём обочинами. – За леском. Они давно в Старом Логе обосновались. Места там знатные, прежде овец разводили, да только разорился совхоз в девяностые-то. Молодёжь потихоньку уехала, старики как-то мигом поумирали. А потом вовсе беда случилась – река, значит, по весне разлилась и все затопила. Три года вода стояла, а потом схлынула. Ещё погодя стали там селиться глухонемые. Как они там появились, кто первый приехал – про то не скажу. А только лет десять, почитай, а то и двенадцать, они там гужуются. Чем занимаются? Да мы не спрашиваем. Приезжают они к станции на двух машинах – одна газель с кузовом, вторая иностранная какая-то, – выгрузят баулы и по поездам. Обычно пустые возвращаются, довольные. А сегодня смотрю – один тащит сумку, пригибается…
– Как отсюда доехать до этого… Лога?
– Дык как… Никак… Тут пешком по дороге километров восемь, но попуток не встретишь. Напрямки-то быстрее получится, но это тропинки знать надо, а то в чащу забредёшь. А тебе зачем туда, дочка?!
Последнее слово обожгло, как удар хлыста. Лена завыла и побежала, не слушая сбивчивого бормотания сторожа.
Часа два она бежала по дороге, вернее, сначала бежала, потом в боку закололо – не продохнуть. Но Лена из последних сил заставляла себя идти, ковылять, если надо – ползти, но добраться до похитителя и освободить свою дочь. Она не представляла, как сумеет одолеть высоченного Никитку и его банду, о которой говорил сторож на станции. Главное, найти гада, а потом уже действовать по обстоятельствам.
На окраине деревушки она увидела почтальона с большой сумкой на плече. Странно, кому охота писать бумажные письма в эпоху электронной почты? Хотя откуда тут взяться хоть чему-то электронному? Тут и интернета-то нет, наверное. Не проверишь, увы, телефон остался на столике в купе.
Лена крикнула вслед почтальону, но тот даже не оглянулся. Точно. Здесь же все глухонемые. На калитках нет звонков, потому что никто не услышит звонка. Она постучала в ворота ближайшего дома, хозяева не отозвались. Второй, третий, четвертый дом – ноль внимания. Когда она прибежала к магазинчику в центре деревни, он как раз закрывался. Выходит, уже девять вечера, на табличке значится, что магазин работает до девяти. Или продавщице просто захотелось уйти пораньше, кто проверит в этой глухомани? Лена стучала в стеклянную дверь, кричала и плакала, но продавщица только смерила ее подозрительным взглядом и покачала головой. «Завтра приходи» – прочитала по губам, а вернее, угадала ее слова Лена. Нет, нет, никакого завтра! Она схватила половинку кирпича, лежавшую на крылечке – ей подпирают дверь в жаркие дни, – замахнулась, чтобы бросить в витрину. Пусть разлетится на мелкие осколки, продавщица вызовет полицейских, а уж им-то она про похищение дочери и расскажет. Но выполнить задуманное Лена не успела. Голова закружилась, ноги подкосились, и утомленная женщина потеряла сознание.
Очнулась она на больничной койке. Яркий свет слепил глаза, а рука болела – на сгибе локтя появилась красная точка от укола. Лена вышла из-за ширмы, обтянутой марлей, и увидела молодого человека в белом халате. Тот сидел за столом вполоборота к пациентке и что-то писал в тонкой тетрадке. Заметив движение, доктор поднял глаза.
– Зачем вы встали? – глухо спросил он. – Вам вкололи успокоительное, в любую минуту оно начнет действовать. Тогда вы упадете и снова ударитесь головой, а у вас и так подозрение на сотрясение мозга.
– Слава Богу, вы говорите! – воскликнула Лена. – Вы ведь и слышите меня?