Кратос 1

В небе сиял тонкий серп Эвтерпы — первой тессианской луны. А на востоке встала желто-красная половинка второй — маленькой Эрато, и за ней спешила третья: большая и почти полная Каллиопа. Я подумал о романтических первооткрывателях Тессы, назвавших луны именами муз поэзии. Планета хранит им верность: по-прежнему утонченная, богемная и вольнолюбивая. По крайней мере, была такой до вчерашнего вечера. О Боже! Сколько же случилось за эти несколько часов!

— Даня, что там было? — наконец, не вытерпела моя спутница.

Я рассказал, не особенно вдаваясь в подробности. Без теосов и попытки попрактиковаться в работе палача. Но с энергетическим поединком. Она все равно видела, как я заживлял раны Германа.

— Юля, ты никогда не увлекалась йогой? — спросил я.

— Увлекалась.

Это было неожиданно. Ей бы больше подошла стрельба по движущимся мишеням.

— Раскладку по чакрам знаешь?

— Конечно.

— Что такое Анахата?

— Четвертая чакра. Чакра сердца. Зеленая энергия. Точно! Как я сразу не догадалась? Это же чакра целителей.

— Юль, скинь мне раскладку.

Она коснулась моей руки. Глобальная Сеть еще не работает, даже в рамках планеты, и мы воспользовались ближней связью. В память моего перстня перетекла информация, и перед глазами возникла картинка: человек сидящий в позе лотоса и семь разноцветных цветков вдоль позвоночника — семь чакр. Как же все ладно укладывается в эту картинку! Пожалуй, кроме одного…

— Юлия, что такое энергия восьмого уровня?

— Белая энергия. Что-то очень крутое. Чуть ли не уровень бодхисатвы.

Я задумался. Не о собственной предполагаемой крутизне, скорее о том, что делать дальше.

— Юля, у тебя есть какое-нибудь место, где можно укрыться? — спросил я.

— Есть. Но не сейчас. У меня тоже есть долг. Я должна собрать экипаж «Вийона».

Я покосился на Артура. Мальчишке явно рано в этом участвовать.

Но вслух сказал:

— Два часа ночи. Не время для поисков.

Она поняла. Покусала губы, но кивнула:

— Поворачиваем.

Мы повернули на восток и начали снижение.

— Ты был когда-нибудь на Хрустальной Горе? — спросила Юля.

— Нет.

— Тогда смотри!

Каллиопа плыла к зениту, заливая все молочно-белым светом. Там впереди, на склоне холма сияло нечто, больше всего напоминающее кристаллы аметиста. Небоскребы, связанные мостами, широкие посадочные площадки, словно хрустальные блюда, приклеенные к зданиям на разной высоте, и парковые деревья на мостах, площадках и широких террасах. Ожившая легенда о висячих садах Семирамиды.

Мы зависли над одной из площадок. Ее поверхность под нами заколебалась и исчезла, пропуская нас в ангар.

Публика здесь явно не бедная: гравипланов много и хороших, ничуть не хуже машины Алисы Штефански. Есть и прокатные машины, штук пять прозрачных элипсоидов, но и те новые и не заезженные.

Мы вошли в лифт, сияющий и украшенный зеркалами, и он взмыл вверх, вынырнул из ангара и оказался укрепленным с внешней стороны стены. Я улыбнулся: жилье для отважных романтиков. Этаж пятидесятый. Да еще склон холма: высота головокружительная. Не каждый обрадуется ежедневному путешествию на этом лифте. Отрадно, что на Тессе таких людей набралось на огромный жилой комплекс.

Восемьдесят первый этаж.

Под ноги лег мягкий бежевый ковер, мы оказались в длинном коридоре, залитом теплым желтоватым светом. Коридор оканчивается круглым окном, похожим на огромный иллюминатор. Юля остановилась возле него и положила ладонь на радужный шар замка возле дубовой двери квартиры слева от нас.

В прихожей тоже окно во всю стену, с пола до потолка. И так во всех комнатах. Из гостиной вид на космодром. Наверное, отсюда прекрасно различимы огни стартующих и садящихся кораблей. Но сейчас ничего: темень и тишина.

Юли хватило только на то, чтобы выпить с нами чаю, после этого она упала на кровать, как подкошенная и мгновенно заснула, лишив меня надежды на хорошую ночь. Зато Артур не проявил ни малейшего желания спать. Сидел на кухне, пил чай и слушал музыку. Хорошо еще, что ему хватило чувства такта не лезть в спальню.

Я у окна: мертвый космодром, еще пара темных районов — только с большой высоты город может показаться благополучным. На душе мерзко. Это не первое убийство в моей жизни: когда я учился в Академии, нас всех отправляли на пару недель «нюхать порох». Как-то всегда находилось, куда отправлять: террористы, сепаратисты, пограничные конфликты. Практически не опасно для огромной империи, жертв немного, но и единственная смерть — все равно смерть. Оттуда и знаю специфику военно-полевых пыток. Приходилось наблюдать со стороны. Больше всего меня угнетала именно смерть Самуэля — первые две жертвы легко подпадали под определение «самооборона». Но убить связанного и плененного врага — нечто куда более греховное. И классическое самооправдание «не хотел я его убивать, да и вообще не с чего ему было сдохнуть» кажется слабой отговоркой. А кто пытал?