Кратос 1

Подводят к дереву, размыкают наручники, заводят руки назад, вокруг ствола, смыкают снова. Толстый пластиковый шнур между браслетами, вероятно, растянулся, расплющился и врос в кору — я не могу пошевелить рукой. Гвардейцы отошли метров на двадцать. У одного из них на плече лежит темная матово-поблескивающая трубка, длиной около полуметра, сужающаяся к концу. Он непринужденно поддерживает ее рукой. Я не верю глазам! Игла Тракля? Есть множество куда более дешевых и простых способов убить человека.

Солдат спустил оружие, взял двумя руками и начал прицеливаться. Сейчас с его перстня связи идет сигнал, программирующий ориентацию пространственно-временной воронки, куда исчезнет чудовищное излучение от аннигиляции, чтобы было минимум разрушений. Они не собираются запалить лес.

Не останется ничего, даже пепла, который можно развеять над планетой или вывести на Кратос. Надо мной — широкая крона дерева. Она разделит мою судьбу, за наносекунды испарившись в потоке гамма-квантов.

Я начал шептать молитву, отчаянно пытаясь убедить себя, что душа бессмертна, заставил оторвать взгляд от черной зеркальной поверхности Иглы Тракля и поднял глаза к пылающим небесам.

«Святая Екатерина»

Вдруг над лесом вспыхнуло холодное белое сияние, похожее на шаровую молнию. Оно растекалось по небу, разгораясь и затмевая багрянец заката. А солдаты почему-то не стреляли.

Темно-зеленые мундиры, почти черные в вечерних сумерках, вдруг обрели цвет, а мои палачи стали неподвижны, как куклы или мертвецы, словно время остановилось.

Свет пролился на траву и потек ко мне…

Все исчезло или я потерял сознание. Но только на миг. Мир вернулся под то же пурпурное небо, но без всякого свечения. Были и гвардейцы, которые должны меня убить. Только стволы не поднимались, а опускались.

Тогда я услышал гул вертолетов. Три машины летели над лесом, маленькие вертолеты колонистов. Нет у нас гравипланов, слишком дорогая технология, не доросли.

Меня успели отвязать до того, как они сели.

Из ближайшего вертолета вышел Сергей с ребятами и направился к нам.

— Что здесь происходит? — спросил он.

Из других машин спрыгнули мои бывшие подчиненные. Все вооружены.

— Даниил Андреевич выразил желание проститься со своей планетой, — сказал Роков. — Мы пошли ему навстречу.

— Меня должны были расстрелять по императорскому указу, — прокричал я. — Ребята, одного прошу: пусть это станет известно в столице!

Роков пожал плечами:

— Вранье!

Бесполезно! Мои люди верят мне, тому, кто пять лет делил с ними все опасности колонизации, спал под одной крышей, а то и на голой земле, и ел у одного костра. Их круг сжимается.

— Пристрелить его? — спросил Сергей и кивнул в сторону Рокова.

— Опустите оружие, — приказал я. — Это императорский посланник, вы с ума сошли! Пусть станет известно, широко известно! И это все.

— Не беспокойтесь, — усмехнулся Роков. — Господин Данин будет доставлен на Кратос в целости и сохранности. Дальше — решит суд.

Меня снова посадили в гравиплан, и мы полетели на базу. Всю дорогу я видел отражение в стекле кабины: императорский посланник кусал губы.

Гауптвахта линкора «Святая Екатерина» представляла собой комнатку два на три. Довольно чисто. Стены спокойного кремового оттенка, только за перегородкой сияли металликом раковина и унитаз, и отражало окружающую обстановку небьющееся пластиковое зеркало. Я умылся, подмигнул своему отражению — ничего прорвемся. Я жив, и это уже немало.

Из зеркала на меня смотрел молодой человек немного за тридцать. Юноша по нашим временам. До начала эпохи генетических преобразований никто бы не дал больше двадцати. Но теперь возраст определяют не по внешности, а по взгляду, манере поведения, интонациям, уверенности в себе. И, как правило, не ошибаются. Мне тридцать пять.

Серые глаза, темные, немного волнистые, волосы ровно такой длины, чтобы можно было соорудить короткую косу, сейчас распущены, я не на приеме. Редкая цветовая гамма нравится женщинам, но мне не до самолюбования. Теперь это особая примета для Службы Безопасности Кратоса.

Широкие плечи — следствие занятий спортом в Универе и выбора военной карьеры.

Я не пошел по стопам родителей. Мама, маленькая женщина с черными волосами, голосом с хрипотцой и вечной сигарой в руке. Профессор Данина. Людмила Георгиевна. Врач. Преподаватель Первого Медицинского Университета Кириополя.

И отец. Высокий подтянутый, на две головы выше супруги. Начальник Управления Образования Кратоса, чиновник, когда-то начинавший учителем. Андрей Кириллович Данин.

Боже! Что им наговорили про меня?

Приключившаяся со мной история представлялось мне странной до чрезвычайности. Мало того, что смертная казнь в Кратосе событие из ряда вон выходящее, но чтоб так, без разбирательства и суда — вообще ни в какие ворота. Да, такое право у императора есть, но я не помню случаев применения. Обычно у приговоренного год на апелляции и прошение о помиловании. Да и не расстреливают по закону. Есть утвержденный безболезненный метод, официально именуемый «эвтаназией».