Кратос 1

Мы прижались к внешней стене Центра, и белое сияние вошло в нее и утянуло нас за собой. Мы были на свободе.

Криминалитет Кратоса Юля знала не хуже, чем Скита, так что к вечеру у всех четверых уже были ложные личности. Алисия Штефански стала Анной Фроловой, Юля — Ольгой Бельской, Саша Прилепко — Александром Павленко, а Артур — Антоном Бельским. Потом я посоветовал им снять квартиры неподалеку от университетского городка: место тихое, недорогое и недалеко от меня. Юля посмотрела обиженно.

— Нет, — объяснил я. — Я не могу поселить вас у себя. У меня Анатоль ван Линнер, он попросил помощи, у него был приступ Т-синдрома. Не стоит посвящать его в это дело.

Юля кивнула, но, по-моему, не поверила. И, честно говоря, была права. Дело не в Анатоле. Нет, просто я ждал возвращения цертиса.

Анатоль встретил меня в дверях. Он проснулся около полудня и давно собирался уходить, но все надеялся дождаться меня. Я предложил ему вина, но он отказался.

— Если можно, лучше чаю. От вина мне хуже.

— Можно, — сказал я.

Попивая чай, я смотрел на него и думал о своих изысканиях в истории Т-синдрома. Я не нашел ни одного случая выздоровления. Череда смертей, не больше года жизни от заражения до исчезновения. И этот молодой человек, который кажется скорее усталым, чем больным, наверняка обречен. Как и я. Как и все мы.

— Ты давно заразился? — спросил я. — Сколько точно?

— Одиннадцать месяцев. Одиннадцать с половиной. Хочешь понять, когда я умру?

— Скорее, когда я умру, — усмехнулся я. — Но, ты знаешь, большинство болезней когда-то считались неизлечимыми.

— У меня слишком мало времени. Это шестой приступ. Больше восьми никто не выдерживает. Шесть — уже очень много. Ты меня вытащил, еще немного — и должна была начаться дезинтеграция.

— Ты это видел своими глазами?

— Много раз. Хочешь, чтобы я рассказал?

Я кивнул:

— Понимаю, что трудно об этом вспоминать, но, может быть, мы приблизимся к решению.

— Это и твое будущее, — усмехнулся он. — Так что мы почти в равных условиях. Ну, слушай! Сам напросился. Приступы начинаются где-то через полгода после заражения. У тебя будут раньше. Ты слишком активно используешь Силу. Бывает, и через месяц — так что готовься. И чем дальше, тем чаще. Сначала то, что ты видел: тошнота, головокружение, потери сознания. Потом — волны красного сияния вдоль тела, словно ты внутри раскаленного кокона, и конвульсии. Первый такой приступ иногда переживают, второй — никогда.

— Ты не сталкивался с тем, что аннигиляционное излучение может спровоцировать приступ? Вообще, радиация?

— Не уверен. Во время сражений приступов больше, но чем это вызвано? Возможно, просто стресс.

— Ты никогда не сталкивался с тем, что люди с Т-синдромом жили дольше, чем год?

Он печально улыбнулся:

— Нет, никогда. Впрочем, я знаю о проблеме меньше года.

Наступил вечер, за окном вновь зажглись огни университета. Там какой-то праздник. Небо расцвечено фейерверком: взлетают и исчезают планеты, цветы и водопады, и парит над всем феникс в ореоле пламени. Дано ли будет и нам возродиться? Может быть, это последний фейерверк в моей жизни?

Я проводил Анатоля до гравиплана.

— Будет приступ — сразу связывайся со мной! — сказал я на прощание.

Он кивнул.

Вернувшись, я снова залез в Сеть. Запросил «Тракль, Т-синдром». Ничего, кроме упоминания Игл Тракля как лучшего оружия против метаморфов и цертисов. Я задумался об этом человеке, изобретшим способ справиться с нами. Его называли то новым Леонардо, то новым Ломоносовым, то новым Теслой. Пожалуй, последнее ближе всего к истине: слишком много грандиозных проектов, которые так и не были осуществлены. Тракль познал и славу, и богатство, и конец в сумасшедшем доме. Мания величия. Перед смертью он утверждал, что всемогущ…

Что? Всемогущ?

Как я. Как любой из метаморфов. Ну, почти.

Да, ладно! Бред сумасшедшего. Мания величия — еще не симптом Т-синдрома…

Или оно? Тот, самый первый случай! Не понятый и нигде не задокументированный…

Я уже собрался лезть в Сеть за подробной биографией Федора Тракля, но увидел слабое серебристое свечение в углу комнаты и забыл обо всем.

Свечение стало плотнее, ярче и обрело форму. И вот цертис стоит рядом с моей кроватью. На губах играет улыбка, белое покрывало развевает несуществующий ветер, из-под ткани выбивается серебристая прядь волос. Я протягиваю руку к ее руке.

— Здравствуй! Как давно тебя не было!

— Сутки, — улыбается она. — Всего лишь сутки.

Я чувствую себя рыцарем в замке грааля. Выходит девушка с таинственной чашей — значит, пора задавать вопросы, но я хочу одного: слияния.

Но ее рука парит прочь от моей руки, как крыло ангела.

— Спрашивай! — поет цертис.

— Это правда, что я скоро умру? Когда ты со мной, я не могу поверить в это.

Она качает головой.

— Мы не знаем. Ищи! Еще есть время.

И касается моей руки. Я сплетаю с ней пальцы и не ощущаю плоти, одно тепло. Кажется, что должен быть холод, в цертисе нет ни капли живого цвета — только оттенки льда: белый, голубоватый серебристый. Она должна бы казаться призраком, трупом, мраморной статуей. Но все иначе. Я смотрю на нее и понимаю, что это и есть настоящая, истинная жизнь.