Креахоновая крепость. Водовороты времени

Ещё в прихожей девушка услышала тоскливые завывания сальбакамской лиры и почувствовала запах благовоний. У Гермеса было своё представление об отдыхе. В то время как его сверстники убивали время в социальных сетях, он медитировал, играя на своей лире.

Отодвинув тяжёлую бархатную занавеску, Яналия очутилась в комнате Гермеса. Здесь царил полумрак, под потолком колыхалось облако разноцветного дыма. Воздух казался густым и тягучим от запаха сандаловых палочек и шариков омикронской смолы, тлеющих в бронзовой кадильнице.

Меньше всего личные апартаменты Гермеса Гудини были похожи на комнату четырнадцатилетнего подростка. С первого взгляда было видно, что живущий здесь человек занимается фокусами, интересуется химией и имеет массу других необычных увлечений. Экзотические сувениры соседствовали со сценическим реквизитом; на столе расположилась небольшая химическая лаборатория, там же стоял террариум с хамелеоном. На стенах висели цирковые афиши, плакаты с чемпионами Технобитв и несколько уродливых деревянных масок, привезённых с какой-то варварской планеты. Хозяин комнаты сидел на старом ящике для исчезновений и самозабвенно извлекал звуки из сальбакамской лиры, вращая колёса и нажимая клапаны. Со стороны казалось, что Гермес ласкает и поглаживает инструмент, а тот отзывается приглушёнными завываниями. Во время игры из трубок шёл разноцветный дым; к потолку поднимались красные, синие, зелёные, фиолетовые и жёлтые струи. Каким-то образом дым разных цветов не смешивался, как порой не смешиваются жидкости разной плотности.

Сальбакамская лира получила название от города Сальбакам, культурного центра слинов. Искушённые в музыке, слины изобрели множество необычных инструментов, но этот, пожалуй, был самым необычным из всех. Сделанная из полированного дерева и меди, лира выглядела как диковинный механизм.

Закончив играть, Гермес отставил лиру. Из отверстий всё ещё продолжал сочиться разноцветный дым, но звуки постепенно смолкли. Яналия подозревала, что Гермес неправильно пользовался лирой. Слины любили мелодичную музыку, они бы не стали создавать инструмент, способный только ухать и завывать, как привидение на кладбище.

– Будешь чай?

– Обычный, или какой-нибудь особенный? – уточнила Яналия, хорошо знавшая вкусы своего приятеля.

– Конечно, особенный, – сказал Гермес, наливая из заварочного чайника тёмно-зелёную жидкость. – Его выращивают харум-шему, на высокогорных плато Тау Цети. На людей он оказывает удивительное воздействие.

– Ладно, давай, – сказала Яналия, слишком уставшая, чтобы препираться. Она не сомневалась, что однажды Гермес отравится какой-нибудь сомнительной инопланетной приправой или смесью. По его мнению, редкие снадобья и химические препараты помогали задействовать скрытые резервы мозга. Гермес потому и спелся с Боффином, что чокнутый химик придерживался тех же взглядов. Яналия считала, что разговорчики о резервах мозга – полнейшая чушь. Глотая высушенный помёт омикронского кузнечика, умнее не станешь, разве что аллергию заработаешь. А уж про экспериментальные вещества Боффина и говорить нечего.

Гермес передал Яналии горячую кружку. Чай пах влажной землёй и горькими травами, как будто в чайнике заваривались выдранные с корнем сорняки.

– Пей, не бойся, – сказал Гермес. – Тебе понравится.

Яналия отхлебнула и поморщилась – настой оказался горький и вяжущий. Однако почти сразу по телу разлилось тепло, а в коленях появилась приятная слабость. Яналия сделала ещё глоток, прислушиваясь к своим ощущениям. Чай уже не казался таким противным, как вначале, а тепло, пульсируя, разливалось по рукам и ногам.

– Как тебе? – спросил Гермес, глядя на подругу.

– Расслабляет.

Они устроились на подушках, наваленных в углу. Гермес опять взял свою лиру, и его пальцы пробежались по клапанам. Яналия сидела, закрыв глаза, прихлёбывала чай и слушала атональные завывания, рождавшиеся в переплетении медных трубок. Накопившееся за день напряжение отпускало, растворялось с каждым глотком чая. Странно, но даже звуки сальбакамской лиры уже не казались такими раздражающими. Они напоминали ветер, проносившийся над седой степью. Девушке представилась огромная мельница на холме. Ветер крутил лопасти, а внутри вращались шестерни и каменные жернова.

– Гермес, а вдруг весь мир – это огромная мельница? – сказала Яналия, приоткрыв глаза. Почему-то этот образ показался ей исполненным грандиозного смысла.

– Думаю, так оно и есть, – кивнул Гермес.

– Системы, галактики… всё это вращается.

– Конечно. Потому что это – механизм. Пока не кончится завод, колёса будут вращаться.

Яналия вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной. Ей захотелось обнять Гермеса, крепко прижаться к нему всем телом, но вместо этого она откинулась на подушку и отхлебнула ещё немного чая.

* * *

Яналия не помнила, как очутилась в своей кровати. Она так и не поговорила с Гермесом о Валрусе и нелегалах. Но разве можно думать о таких мелочах, когда над головой вращались тысячи галактик, перемалывая само время…

Глава 18 Цена орионского кофе