Ходил я когда-то лечить спину к мануальному терапевту. Это был очень интересный человек и хороший врач. Пациенты его любили, особенно женщины. Те так просто его обожали. И немудрено. Во-первых, в самом сеансе мануальной терапии присутствует некий эротический оттенок. И во-вторых, врач был молод, красив, любезен. Я уж не говорю о том, что лечение, как правило, помогало. Короче говоря, они приходили на прием, как на свидание - макияж, наряды и все прочее. Терпеливо сидели в долгой очереди, ревниво поглядывая друг на друга.
Но однажды врач был забыт. В очереди сидел и дожидался приема артист! Немолодой, лет сорока. Пришел он с приятелем, они тихо о чем-то говорили, а женщины поглядывали на него и перешептывались:
— А как его фамилия?
— Не помню, но он снимался в фильме, не помню названия, ну там, где Абдулов жене изменяет.
— Алферовой?
— Да не Алферовой, жена там эта, как ее... ну, черненькая такая. Так он ее начальника играет.
А артист тем временем увлекся и стал говорить погромче:
— В зале было человек пятьсот, не меньше. Дети, взрослые. И все, представь, смотрели только на меня!
Приятель понимающе кивнул.
— Не на зайчиков, не на Снегурочку! - продолжал артист, посматривая на восторженных женщин. - На меня!
***
Смотрел вчера по «Культуре» вечер моего любимого Петра Тодоровского. И вспомнил одну историю, которая меня занимает уже много лет.
Как известно, первой заметной работой Тодоровского-кинооператора был фильм «Весна на Заречной улице». Вот что говорится во всех справочниках.
Итак, автор сценария – Ф.Миронер. Многие помнят такую сцену из фильма. Сталевар Савченко (Н.Рыбников), учащийся вечерней школы, приходит домой к своей учительнице Татьяне (Н.Иванова). Приходит для того, чтобы та с ним дополнительно позанималась русским языком. А Татьяна просит его немного подождать – сейчас по радио будут передавать музыку, не помню, Чайковского, что ли. И она очень хочет послушать. Итак, Татьяна слушает, Савченко ждет. И понимает, что, во-первых, любит Татьяну и, во-вторых, что ему надо еще много расти, чтобы быть достойным ее.
И вот как-то читаю сборник Ю.Нагибина. И натыкаюсь на такой рассказ. Герой, кажется, шофер, ходит в вечернюю школу. Приходит к учительнице домой, для дополнительных занятий. И учительница просит подождать – она хочет послушать музыку.
Он ждет, она слушает. Потом ему это надоедает, он берет ее в охапку и несет к кровати. Потом он ее бросает, уезжает, а она пишет ему нежные письма.
Честно говоря, когда я это прочел, то не знал, кто написал сценарий «Весны на Заречной улице». И решил, что Нагибин. И что он просто адаптировал свой рассказ под нужды кинематографа. А оказалось – вот так. И непонятно, что думать. Рассказа у меня под рукой нет, и как он называется – не помню.
И все-таки, что же там у них произошло, у Миронера с Нагибиным? Может, кто-то знает?
Записки мечтателя
В каждом человеке, даже в самом старом и циничном, живет романтик. Живет где-то глубоко и неприметно, но иногда все же дает о себе знать.
Зимним февральским вечером ехал я на вокзал, чтобы встретить поезд из Одессы. Издатель передал с проводницей двадцать авторских экземпляров моей книги. А я должен был их у нее забрать. Причем, хоть издатель и написал, что проводнице уже заплачено, но сто рублей отдать я все же планировал.
И вот еду в метро и думаю. Вернее, предаюсь тем самым бессмысленным мечтаниям, о которых так хорошо сказал в свое время Николай Второй. Вот я к ней подойду, к проводнице этой, скажу:
— Вам для меня книги передали.
И она воскликнет:
— Ой, это вы написали? Я всю ночь вашу книжку читала, уж простите, что без спросу, но не оторваться прям!
А я прослезюсь… то есть прослежусь, поцелую ей руку и подарю одну книжку. Нет, книжку жалко. Или все-таки подарить?
Короче, приехал на вокзал, поезд пришел, народ схлынул, я зашел в вагон, подхожу к проводнице, объясняю – так мол и так. Она внимательно на меня смотрит, улыбается. Я стою, смущаюсь. Потом она говорит:
— Мы вашу книжку-то от таможни прятали, чтобы не помяли, не испачкали. Всё чистенькое, можете проверить. Знаем, возили книги, не сомневайтесь, возили!
И опять смотрит мне в глаза. Ну и пришлось дать ей двести рублей. Старался же человек.
Пироги
Вспоминается одна история, которую рассказал в семидесятые годы знакомый эстонец из города Нарвы.