Креативы Старого Семёна

Впрочем, так и произошло. Только не сразу, а примерно минут через сорок. После того, как на экране появилось неслыханное – обнаженное женское тело. И не на мгновение, нет. Невероятно смелая по тем временам сцена с участием артистки Татьяны Бестаевой длилась чуть ли не минуту. Потом публика дружно встала и ушла. В зале осталось человек десять, не больше.

Фильм закончился, я шел домой мимо телефона-автомата, где зритель, уже подготовленный, инструктировал приятеля:

— Сходи, не пожалеешь! Мура жуткая, но зато в середине голую бабу показывают! А дальше можно не смотреть.

Счастье и социализм

Один раз в жизни я видел счастливую женщину. Это было очень давно, в семидесятые годы.

Дело было так. Я шёл на работу и обогнал двух молодых женщин. Обогнал, иду и слышу их разговор за моей спиной.

— Я счастлива! – говорит одна. – Я счастлива!

И таким в самом деле исполненным истинного счастья голосом она это сказала, что я поневоле обернулся. Действительно, на лице была прямо-таки написана радость необычайная. Иду и думаю – что же у неё случилось? Полюбила? Вышла замуж? Квартиру получила? В конце концов, в лотерею выиграла «Волгу»?

—Я счастлива! –продолжала она. – Я подложила стелечку, и совсем не жмёт! Ну абсолютно!

Вот и вся история. А при чём тут социализм? Глупый вопрос. Кто жил тогда, тот поймёт. А кому не повезло – и объяснить не берусь.

***

Мама моя во время войны работала на заводе в Челябинске. И однажды в городе выступал Давид Ойстрах. Билет маме не достался, на концерт она не попала. Зато туда сходил пожилой степенный рабочий из ее цеха. Мама спросила его о впечатлениях.

— Знаете, Марья Петровна, это сущее безобразие! Ведь заслуженный же человек, лауреат Сталинской премии. И что вы думаете? Вышел на сцену и за весь вечер не сказал ни единого слова!

***

В старые времена зачастую "толстые" журналы выписывали вскладчину - скажем, один на отдел. И все читали по очереди. И вот, помню, в "Иностранной литературе" печатался с продолжением какой-то роман. Довольно известного, между прочим, автора. Герой, героиня, муж героини... Любовь, одним словом. Женщины читали взахлёб. Вышел очередной номер с окончанием, и в учрежденческом буфете первая прочитавшая передавала журнал следующей счастливице. А остальным-то еще ждать и ждать. И одна не выдержала:

— Тань, ну скажи, чем там дело-то кончилось?

И Таня одной фразой передала всю суть произведения:

— Сначала она ему не дала, а потом дала.

***

В тринадцать, что ли, лет читал я "День поэзии", были такие ежегодники, довольно популярные в то время. И наткнулся на длинное стихотворение, описывающее забег на длинную же дистанцию. Начиналось оно так:

Со старта взяли еле-еле,

Толпа вздыхает и хулит:

— Позор! глаза бы не глядели

На новоявленных улит!

И вот они, значит, бегут, публика скучает, и тут один спортсмен совершает рывок:

Как будто он на стометровке,

Он не бежит, а грудью рвет.

И потом:

Толпой замечен и отмечен,

Он слышит одобренья гул.

И развернув пошире плечи...

(тут строчку не вспомню).

О вдохновенье, о признанье,

О славы ропот громовой!

Порой вы слаще, чем призванье

И упоение борьбой.

Ну а дальше, понятно, бегун отстает:

А он - не может! Он сил своих не рассчитал!

И наступает торжество справедливости:

И вот его обходит кто-то.

Тот незаметный самый, тот,

Кто шел без форса, кто работал,

Кто понимал на что идет.

Ну и так далее.

Помню, что стихи мне очень понравились, поскольку в те годы я любил смотреть спортивные передачи вообще и легкую атлетику в частности. Все как в жизни! Так и бывает на стадионе!

И только много лет спустя, вспомнив этот стих, подумал, что наверняка его написал какой-нибудь С.Куняев. Из зависти к более удачливому коллеге. Например, к тому же Евтушенко с его дикой в те годы популярностью.

А проверить не могу, "День поэзии" за шестьдесят какой-то год давно уж потерян.

Высшая математика

Наталья Юрьевна была женщина одинокая. И детей у нее не было. Была любимая работа – она преподавала высшую математику. Квартира была. Книги, театр. Подруги. И даже личная жизнь. Но совсем не та, что хотелось бы.

— Если бы вы знали, Софья Аркадьевна, - говорила однажды Наталья Юрьевна подруге, коллеге по кафедре, - ах, если бы вы знали, с каким дерьмом мне приходится спать!

Они сидели у Софьи Аркадьевны дома. Уютно, тихо. Наталья Юрьевна принесла тортик, цветы. Софья Аркадьевна заварила китайский чай, поставила красивые чашки.