Креативы Старого Семёна

Я счастлив сообщить Вам, руководителю советских шахматистов, о своем успехе в Ноттингэме. Благодаря невыгодному для меня распределению цветов, я играл черными против сильнейших шахматистов мира – Эйве, Алехина, Капабланки, Ласкера, Боголюбова и Ржешевского. Ни одной партии я не проиграл, а у бывшего чемпиона СССР Боголюбова (ныне выступающего за Германию) мне удалось даже выиграть….

Особенно я горд тем, что мой успех подчеркивает ведущую роль, которую завоевывает Советская страна в области шахматного искусства. Это подтверждает не раз слышанное от Вас указание, что шахматы могут быть не только орудием культуры, но и орудием политики.

Оба текста полностью (как и письмо Сталину) можно найти в специальном выпуске «64» № 9 от 1 сентября 1936 года.

И, судя по содержанию, в составлении этих двух писем Ботвинник принимал прямое участие. Странно, что в мемуарах он не говорит об этом ни слова.

Чего-то вспомнилось...

Тринадцатилетним мальчиком я стоял у входа в Театр Эстрады. Только что закончилась, вернее, не закончилась, а была отложена в трудном для Ботвинника положении 19-я партия его матча с Петросяном. Это была последняя боевая партия матча. Отставая на два очка, Ботвинник черными попытался завязать борьбу, но неудачно. Проиграв назавтра при доигрывании эту партию, Ботвинник закончил матч тремя короткими – в 10-12 ходов ничьими.

Возле входа стояла толпа болельщиков - ждали выхода своих кумиров. Сначала вышел Ботвинник. Даже, скорее, не вышел – его быстро вели под руки двое людей, шляпа низко нахлобучена, глаз не было видно. Кто-то издевательски крикнул: «Ботвинник – только победа!» Ботвинника провели к машине, та рванула с места, и он уехал.

Потом появился улыбающийся Петросян и под овации восторженных поклонников неспешно подошел к своей «Волге», сел, машина медленно поехала, радостная толпа еще долго бежала за машиной.

Боже мой, как это все тогда мне казалось значительным, важным! А может, так оно и было?

К истории борьбы за мировую шахматную корону

В старые времена никакой информации о размерах призового фонда в том или ином соревновании в советской прессе не давалось. Я, например, до сих пор не знаю, сколько получали за свои победы в матчах на первенство мира Ботвинник, Смыслов, Таль, Петросян, Спасский.

Но в 1972 году, еще перед началом матча в Рейкьявике, в газетах одно за другим появлялись сообщения: Фишер отказывается играть, его не устраивает призовой фонд, какой-то английский банкир пожертвовал сто тысяч фунтов для удвоения призового фонда и т.д. и т.п.

Летом группа московских шахматистов-любителей, в том числе и я, играла в Эстонии, в массовой швейцарке. А в Рейкьявике начинался матч Спасский – Фишер. И каждое утро, просыпаясь, я слышал поток сознания моего соседа по номеру, Толи:

— Как Боря сыграет с Бобиком? Выиграет! Нет, проиграет! Хотя … нет, все же проиграет… Значит сколько он получит? Сто тысяч! А если выиграет? Нет, проиграет, проиграет… Значит, сто тысяч! Сколько он Крогиусу даст? Тысяч пять. Нет, много. Три. Да, три. И Нею тоже три. Нет, Нею можно и две. В конце концов, Крогиус - все же гросс. Ну нет, неудобно, тоже три. А может, по четыре? А Фиме? Фиме меньше десяти нельзя. Все-таки Фима – это Фима! Но, с другой стороны, десять – много… Но если дать ему шесть, то Фима может обидеться…А если все-таки Боря выиграет? Тогда можно Фиме дать десять…А Крогиусу?...

И немного о каталах

Посвящается Чичу

В семидесятых годах был у меня один знакомый, назовем его Виктором. Способный шахматист (через несколько лет он стал мастером), он окончил технический вуз и учился в аспирантуре. Но больше шахмат, учебы и всего остального его занимали карты и бега.

Однажды на ипподроме ему совершенно точно сказали, как придут лошади. Нужно было только поставить деньги, а их-то у Виктора почти и не было, только три рубля. Он взял такси и помчался к жене – просить четвертак. А та отказала. И Витя, будучи человеком, назовем это так, весьма нервным, ее избил. И в итоге получил срок. Небольшой, сейчас уж не помню – год или два. И там, на зоне, случилась с ним такая история. Вызвал его опер и говорит:

— Ты, Виктор, вроде аспирант?

— Аспирант.

— Ну вот и хорошо, сделаешь мне к утру контрольную по сопромату, я тут учусь заочно.

— Ладно, дайте только логарифмическую линейку.

— Чего???

— Ну хоть арифмометр дайте!