Кремль 2222. Крылатское

Не успела женская ладонь лечь на плечо пластуна, как он уже открыл глаза и бодрым, будто и не спал вовсе, голосом спросил:

– Что, пора уже, Купавушка?

– Пора, милый. Вставай. Я уже на стол накрыла, – сказала женщина. – Ты покушай, пока не остыло.

Ей безумно хотелось лечь рядом, прижаться к супругу, почувствовать тепло его тела, но она понимала, что Вышате некогда, у него снова важное задание от князя, от выполнения которого, возможно, зависит судьба всех обитателей Кремля. И она сдержала чувства.

Вышата быстро поднялся. Выглядел так, будто и не спал вовсе. И как ему это только удаётся? Другие б на его месте долго тёрли кулаками глаза да сладко потягивались.

Как обычно, стал разминаться: всё, как когда-то учили, полный комплекс, разработанный мастером Устьяном, в который входили упражнения как на силу, так и гибкость. В конце сел на шпагат, сначала продольный, а потом поперечный, подтянулся на импровизированном турнике несколькими хватами, сделал подъём с переворотом.

Он поддерживал себя в идеальной форме, иначе за пределами Кремля при его работе не выживешь, а переходить в обычные ополченцы Вышата не собирался. Покуда есть возможность служить как подобает, надо этим пользоваться. А там поглядим… всё равно в дедах не сидеть и с внуками не нянчиться. С этой бедой он давно смирился.

Вышата закончил разминку, склонился над тазом и, фыркая, стал умываться, пока Купава лила на него сверху ковшиком чуть тёплую водицу. Закончив, сел за стол, сразу отдав должное щам. Те были чудо как хороши, впрочем, у Купавы иначе не бывало.

Жена сидела напротив, с умилением глядя, как муж приканчивает миску, потом тянется за добавкой. Вышата всегда наедался впрок, зная, что за кремлёвскими стенами не всегда удастся разжиться едой, а может, и времени на неё не будет, а то, что подвернётся, – ещё неизвестно, пойдёт ли на пользу.

Наедаясь, Вышата не тяжелел. По-прежнему был гибок и скор в движении, а мыслями остёр и быстр.

Тут взгляд пластуна стал неподвижным. Купава знала, на что смотрит супруг: его взор был прикован к стене напротив. Там висел маленький гобелен в рамке, изображавший красивое волевое лицо молодого ещё мужчины. Это был Добрыня, старинный друг Вышаты. Кремлёвский дружинник, с которым пластун не виделся уже так много лет.

Купава хорошо знала Добрыню, когда-то была вместе с Вышатой на его свадьбе, гобелен она вышивала сама по просьбе мужа. Тот тяжело перенёс потерю друга, хоть и слышал, что он вроде бы не пропал и сумел себя проявить и после добровольного изгнания возглавил поселение где-то в Крылатском.

Но одно дело слышать, и совсем другое – своими глазами увидеть.

Вышата добил чай, отставил опустевший таз с пирожками.

– Спасибо за ужин, хозяйка! Наелся от души.

– Не за что, милый! – расцвела в улыбке Купава.

Он вытер губы рушником, сказал, вставая из-за стола:

– Всё, собираюсь я.

– Ступай, хозяин, ступай. Я тебя ждать буду, – пообещала женщина.

И Вышата был уверен: она глаз не сомкнёт, покуда он не вернётся.

Пластун облачился в маскировочный костюм, проверил – хорошо ли сидит амуниция, подпрыгнул, проверяя, всё ли подогнано как надо, не будет ли лишнего бренчания и звяканья. Удовлетворившись результатом, прижал и поцеловал жену, дождался её благословения и вышел из дома.

В намеченной точке перехода его уже ждал Фрол – косматый дружинник с детским, почти наивным лицом. Вот только обманываться на показное добродушие его не стоило. Фрол не знал удержу в сече и пощады к врагу.

Напарником Вышаты тот стал случайно и пока не знал, радоваться этому или огорчаться. Не так давно он крупно провинился, и князь на время перестал брать дружинника в походы. Фрола прикрепили в качестве помощника к пластуну. Ну как помощника – за стены Кремля Вышата его не брал, там от здоровяка с повадками медведя толку мало. Где надо тихой сапой, попрёт на таран.

Зато Фрол прекрасно решал все вопросы с охранниками Кремля и Тайным приказом, и у Вышаты никогда не было тёрок с опричниками. У них любой, кто свободно шастает за пределами Кремля, всегда вызывает подозрение, и неважно, что тот здоровкается за ручку с самим князем.

Кстати, о рукопожатии. Вышата поздоровался с Фролом и едва не взвыл от боли, дружинник словно тисками сплюснул его ладонь. Но виду не подал, лишь плотно сжал зубы.

Мастер Устьян во время занятий с юными пластунами рассказывал им об одном мальчике-спартанце. Тот достиг возраста, когда согласно спартанскому обычаю свободные мальчики должны воровать все что угодно, главное – не попадаться. Его дружки украли живого лисенка и передали ему на сохранение. Тут появились хозяева пропажи. Мальчик спрятал лисенка под плащ, рассерженный зверек начал грызть его бок, пока не добрался до внутренностей; мальчик, боясь, что его уличат, не подавал виду. Когда преследователи ушли, приятели парнишки увидели, что произошло. Стали бранить мальчика, говоря, что лучше было показать лисенка, чем прятать, жертвуя ради этого жизнью. «Нет, – сказал парнишка, – лучше умереть, не поддавшись боли, чем, проявив слабость, обнаружить себя и ценой позора сохранить жизнь».