Кремль 2222. Тушино

Душераздирающий крик Михи нагнал отряд, когда дружинники уже практически скрылись в проулке. Игорю стоило огромных усилий, чтобы не остановить Бурана и не оглянуться. Какой, в самом деле, прок смотреть, как прожорливый земляной червяк съедает твоего боевого товарища? Игорь снова невольно уставился на спину побратима. Скольких десятник уже потерял в этом бесконечном сражении с московской Зоной? Каждый раз чья–то мать оставалась без сына, жена – без мужа, а ребенок – без отца. К этому, конечно же, нельзя было привыкнуть. Однако кремлевские научились сдерживать эмоции и не заражать паникой окружающих.

«А ведь если б Захар не поспешил бросить тот камень, червяк бы, наверное, не проснулся, – подумал вдруг Игорь. – И ничего бы этого не случилось…»

Напрашивался нехороший вывод, но светловолосый дружинник тут же осадил себя. Ну, поторопился их предводитель, зарапортовался, с кем не бывает? И если бы не гибель Михи, все бы закончилось тем самым нервным смехом, которым разразились все без исключения дружинники. Им жизненно нужна была та разрядка, без нее они не смогли бы нормально продолжить путь.

Но Миха погиб. И теперь стало не до смеха.

Они еще не достигли цели, а уже потеряли двоих бойцов. Что дальше? Пусть даже до самого склада дружинники сохранят нынешний состав, но ведь потом обратно идти придется, да не налегке, как сейчас, а с грузом. Пусть никто не ждет, что они притащат с собой пулеметы и гаубицы, но проделать такой путь и вернуться с пустыми руками – можно ли поступить глупей? А на складе ведь и охрана имеется, которая запросто может что–то заподозрить… Справится ли с ними обескровленный отряд? Все напрямую зависит от того, сколько разведчиков доберется до нужного места в добром здравии.

Впрочем, сейчас юного дружинника больше всего волновал не склад опального маркитанта, а состояние его собственного побратима. Даже Игорь, знавший Захара с детства, не взялся бы предполагать, что творится в те мгновения в темноволосой голове их предводителя. Десятник и раньше считал, что подопечные гибнут только из–за его собственных просчетов. Так что же он думает теперь, когда действительно оказался виновен? При этом ни у кого язык бы не повернулся сказать, что Захар поступил неправильно. Скорей, напротив – переживая из–за гибели Дмитрия, он всеми силами хотел уберечь остальных товарищей, даже сам пошел проверять отстойник… но совершил ошибку, которая стала для Михи роковой.

«После плена у Вадима он все–таки сам не свой, – подумал Игорь, продолжая гнать скакуна. – Впрочем, оно и понятно: для десятника потерять весь отряд и в плен попасть – худшее из всего, что только может случиться… Даже смерть в чем–то лучше».

Князь поступил великодушно и не стал переводить десятника в рядовые дружинники, и поначалу казалось, что правитель Кремля поступил правильно. Но теперь даже у Игоря – на минутку, лучшего друга Захара – возникли сомнения: а не следовало ли воеводе хотя бы временно поместить товарища… в стрельцы? Пусть бы пока побыл внутри кремлевских стен, смирился с потерей… а не бросался в бой, стремясь поправить непоправимое.

Впрочем, смысл говорить об этом теперь отсутствовал: впереди их ждала долгая дорога в Тушино. И если Игорь действительно хотел спасти миссию, он, как никто другой, обязан был подставить горюющему другу плечо.

«Чтобы Захар окончательно не сломался».

Крик умирающего Михи стих довольно быстро. На смену ему пришло громкое чавканье пережевывающего внезапный ужин червя.

* * *

Тело ныло от многочисленных синяков, но Громобой не в силах был сдержать самодовольной улыбки. Он снова научился ходить за один–единственный день. Однажды молчун принес ему все ту же травяную похлебку, и нейромант, сделав короткий перерыв на обед, с утроенной энергией снова взялся за дело. К вечеру он ходил по заброшенному дому с лицом вдохновленного младенца, радостно стуча пятками по полу, а Рупор, прислонившись плечом к обшарпанной стене, буквально сиял, наблюдая за блужданиями ожившего божества.

– Что я тебе говорил? – остановившись у кровати, чтобы перевести дух, сказал нейромант. – Главное – пробовать, тогда все получится. А если на месте сидеть, то рано или поздно пустишь корни.

Услышав последнюю фразу, Рупор вдруг изменился в лице и даже, как будто, поежился. Это не укрылось от бородача.

– В чем дело? – одарив подручного удивленным взглядом, спросил нейромант.

– Твои слова, о Великий… про корни… Они напомнили мне о поганой природе. – На последних словах Голос Племени сморщился, будто съел что–то очень кислое. – Извини. Я понимаю, что ты ничего такого не имел в виду, но…

– А чем это тебе так не угодила природа? – продолжил недоумевать Громобой.

– Думаю, ты узнаешь об этом довольно скоро, о Великий, – скорчив недовольную физиономию, туманно ответил дикарь.

– А нельзя без загадок? – спросил нейромант хмуро. – Я, как бы, совсем недавно здесь, всего знать не могу.