Кремлевский опекун

– Ваша честь, возможно, свидетель прав, – видя, что тот не реагирует, изрёк Бахтин, – сейчас не место и не время. Но я прошу занести в протокол мое заявление, что прошлое свидетеля далеко не безупречно, как месяц назад здесь представлял суду товарищ прокурор, а совсем наоборот – безнравственно и постыдно. Следовательно, у попечительских органов не было никаких моральных оснований доверять господину Добровольскому опеку сразу над двумя малолетними детьми. Кроме как в одном-единственном случае: их заставили, обязали, приказали, если хотите.

– Кто? – не выдержала Зуева.

– Лично я пока не знаю. Может, это знает представитель обвинения? Виталий Титович? – Бахтин повернулся в сторону Гришайло.

– Что я? Обвинение руководствуется исключительно материалами суда.

– Вот видите, ваша честь. Обвинитель тоже ждет, когда мое заявление окажется зафиксированным в протоколах суда.

– Если свидетель не будет его оспаривать, – нерешительно сказала Зуева.

– Не будет, – в отличие от нее решительно отчеканил Бахтин, при этом прямо взглянув в глаза Добровольскому.

Уже который раз за этот нескончаемый день вконец растревоженные чувства Владимира Андреевича уносили его в далекое теперь уже прошлое. То самое, которое адвокат, ни на секунду не задумываясь, назвал постыдным.

Глава 19 Сделка

Войдя в казенно унылую по своему убранству тираспольскую квартиру, Добровольский почувствовал – что-то в ней не так. В коридоре, куда не доставал ночной уличный свет, было темно и сыро, как бывает только в давно нежилых помещениях. Володя прошел в гостиную и начал шарить по стене в поисках выключателя. Надо было, конечно, запомнить еще утром, когда только вселялся, где расположен этот чертов выключатель. Не запомнил. Просто было не до этого. Сначала дурацкое похмелье, а потом Аглая, совершенно выбившая его из привычной колеи.

Наконец пальцы нащупали рычажок. Гостиная сразу же заполнилась светом от большой старинной люстры. Стоя лицом к стене, Добровольский каким-то шестым чувством уловил, что в комнате кроме него находится еще кто-то, резко обернулся и… увидел наставленное на него вороненое дуло армейского «макарова».

Быть у кого-то на мушке, сознавая, что можно в любую секунду получить кусок свинца в лоб, состояние, прямо скажем, малоприятное. Отвратительное состояние, и простому смертному остается лишь уповать на волю Господа и молиться за грешную душу свою.

Худощавый незнакомец со слегка перекошенным ртом сидел, глубоко вжавшись в старое потрепанное кресло. Незваный гость полностью владел инициативой, но был сильно напряжен. И не зря. В свое время курсанта Добровольского терпеливо и долго обучали тому, как действовать, если кто-то врасплох наставит пистолет. Специальный комплекс включал кучу физических и психологических приемов, упражнений и был рассчитан на выживание в критической обстановке. Их отрабатывали до десятого пота и давали передохнуть только тогда, когда убеждались, что выбор адекватных решений доведен у курсантов до полного автоматизма.

Правда, в реальной жизни Добровольскому еще не приходилось оказываться в столь нештатной ситуации. Главное, не паниковать, но и не перегнуть палку! Покажешь, что совсем не растерялся, противник тут же заподозрит неладное и будет держаться настороже. А это далеко не лучший выход из положения.

Гость сидел не двигаясь. Он был в камуфляжной форме без знаков различия и строил из себя крутого парня, старательно изображая на лице уверенность. Однако маленькие крысиные глазки выдавали глубоко запрятанное волнение. От напряжения на руке, судорожно стискивавшей пистолет, вздулись сосуды.

«Явно не профессионал, – решил Володя. – Пусть сначала заговорит. Ему очень хочется говорить, чтобы утвердить свое превосходство и перебороть волнение». Он продолжал тупо смотреть на вытянутую руку с пистолетом, незаметно фиксируя для себя характерные детали. Обычный офицерский «макаров», совсем новенький, будто только что со склада, не исключено – даже не пристрелянный. Глушитель отсутствует… Так, так. Вот это уже о многом говорит! Палить в центре города, находящегося на полувоенном положении, напичканного армейскими патрулями, просто безумие. У тех, кто послал этого психа, наверняка иная цель.

– Что, майор, струсил? – злорадно спросил незнакомец. – А говорили «афганец», боевой офицер! Забыл, как под Кандагаром несколько дырок получил? Орденок себе на грудь выслужил, но так ничему и не научился. Тебе не объяснили, что надо табельную пушку таскать с собой?

– Зачем мне пушка? – пожал плечами Добровольский, разыгрывая из себя послушного мальчика, которому всегда ставили «пятерку» по поведению.