Кремлевский опекун

Когда Добровольский и Сироткин уехали на вокзал, чтобы поспеть к московскому поезду, бдительный директор стал сочинять заявление в милицию, где описал все свои сомнения и просил проверить факты. Уже заканчивая бумагу, Гаврила Степанович вдруг подумал о том, что ранее ему в голову просто не приходило. А что, если этот офицер – отец мальчишке? Просто пока виду не подает. Тогда все срастается. Но если и это всего лишь досужие бредни, тогда остается одно: Добровольский действует по поручению какого-то серьезного покровителя. Вот тот тогда уж точно отец Димке. Вынув уже было спрятанное в конверт письмо, он добавил в него свои соображения и с чувством исполненного долга пошел на кухню снимать перед обедом пробу.

В поезде Добровольский большей частью молчал.

Помалкивал и Димка, время от времени искоса бросая робкие взгляды на нового персонажа в своей жизни. Под монотонный стук колес Димка предавался воспоминаниям. Он вспоминал о сущих пустяках, но тем не менее милых и приятных. Потом, увлекшись, начинал гадать о будущем. Мечты уносили его куда-то уж слишком далеко, и тогда, пугаясь, чтобы не сглазить, он резко и даже несколько жестко рвал их, как рвал паутину в лопухах на дальнем дворе детдома, куда часто убегал, чтобы побыть в одиночестве. Прощай, детдом, к тебе возврата нет!

Хорошо, что Добровольский не лезет к нему с объятиями, давая побыть наедине с самим собой. Ведь уметь молчать вдвоем порой гораздо приятней и важнее, чем развлекать или смеяться, когда ни того ни другого делать не хочется. В молчании прошло, наверное, больше часа. Опекун первым нарушил тишину в купе.

– Есть будешь? – равнодушно, будто говорит не с ребенком, которого только что взял под свою опеку, а с сослуживцем, спросил он.

– Хорошо бы, – без какого-либо кривляния признался мальчишка. – А то мы ведь уехали перед самым обедом. У нас, в детдоме, с режимом строго. Что прозевал, не вернешь.

– Извини, я этого не учел.

Голос Добровольского чуть потеплел. Тоже мне, опекун…

– А хочешь, пойдем в вагон-ресторан?

– А можно? Там, я слышал, дорого. Даже дороже, чем в городе. Другого-то ресторана в поезде нет.

«Парнишка смышленый, – подумал опекун. – Хотя чему удивляться, если и вправду он из той семьи». Но углубляться в щекотливую тему он себе не позволил. В его с годами огрубевшей душе и так все было излишне запутано.

– Не дрейфь. Иногда и ресторан себе можно позволить. Позволим?

– Позволим, – согласился Димка.

Владимир Андреевич сам не был в вагонном ресторане почти со времен войны в Приднестровье. Что теперь вспоминать?! Конечно, прав парень, это не одно и то же в сравнении с городскими ресторанами. В поезде своя жизнь, даже забулдыги здесь другие. Не говоря уж о ценах.

Как назло ни одного свободного столика в ресторане не оказалось. Оставалось лишь попросить разрешения к кому-то присоседиться.

– К вам можно присоединиться двоим мужчинам? – спросил Владимир Андреевич средних лет парочку, которая, как показалось ему, уже завершала трапезу.

– Почему же нельзя? – ответила женщина. – Дорога. В дороге все возможно.

– Вот тебе, Дмитрий, меню. Изучай и заказывай. А я уж по памяти. Интересно, не ошибусь ли? – улыбнулся Добровольский.

Соседи за столом понимающе закивали. Из дальнего конца вагона он пальцем поманил официантку.

– Значит, так. Мне яйцо под майонезом. Солянку мясную. Бифштекс с яйцом и бутылку «Славянской».

– У нас только «Аква Минерале», – не поднимая головы от мятого блокнотика, деловито сообщила официантка.

– Стало быть, все остальное в наличии имеется?

– Гражданин, вы о чем? Меню, что ли, не видели?

Добровольский рассмеялся, но тут же успокоил ничего не понимающую служительницу общепита.

– Да нет, все в порядке.

– А что молодому человеку? Кухня уже закрывается.

Растерявшись от обилия блюд, Дима так ничего и не смог выбрать.

– Мне то же самое, только вместо минералки лучше компот.

– Компота нет. Могу предложить сок.

– Весь в отца, – заметила соседка за столом, – даже вкусы одинаковы.

Зардевшись от удовольствия, Димка с надеждой посмотрел на опекуна. Но тот почему-то отвернулся. Это не ускользнуло от Димки, который по-своему воспринял реакцию Добровольского на безобидную похвалу соседей по столику.

Он даже не заметил за ужином, что ел. Аппетит и хорошее настроение улетучились, словно и не было. Вернувшись в купе, Димка втиснулся в угол у окна и окончательно ушел в себя.

Утром, как бы между прочим, Владимир Андреевич признался парнишке, что выбрал он его, конечно, не из жалости, а только потому, что ему нужен близкий человек и надежный помощник. Словом, сын. Именно тогда Добровольский впервые употребил слово «сын».

Тоже мне, «сын»… На суде как рыба набрал воды в рот. Хоть бы словом защитил. Дождешься… Не его, так хотя бы Настю защитил. Она же совсем девчонка, нуждается в защите как никто другой.