Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств)

^{Докладная записка заместителя заведующего Отделом культурно-просветительной работы ЦК ВКП(б) А. И. Ангарова секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Андрееву о производстве кинокартины «Петр Первый». 14 апреля 1937}

^{Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф А. И. Ангарова. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 120. Д. 256. Л. 103]}

После встречи Нового года в Кремлевском кинотеатре всем ближним кругом — Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Микоян, Каганович, Жданов, Берия — смотрели вторую часть «Петра», она оказалась еще лучше, чем первая. Главный зритель смотрел внимательно, порой с восторгом: хорошая, качественная работа.

Летом 1935 года режиссер Петров начал первые съемки этой монументальной картины. Еще при Шумяцком. Борис Захарович всю душу вложил в опеку над созданием ленты. Через два года после начала съемок он с гордостью показывал первую серию, и Сталин не просто смотрел, а впитывал в себя каждый кадр, восхищался игрой двух Николаев — Симонова в роли могущественного государя и Черкасова в роли его слабовольного сына, Жарова в роли Меншикова и Тарасовой в роли Екатерины. Сценарий вместе с режиссером написал красный граф Алексей Толстой, еще в начале двадцатых вернувшийся из белой эмиграции.

Главный зритель сразу проникся сочувствием к героям, а именно это он считал важнейшим критерием искусства. Он сопереживал Петру после поражения от шведов, радовался за него, что тот умеет держать удар: в ножки надо шведам поклониться за урок — и благодаря такому оптимизму побеждает в следующей битве. Он влюбился в парочку Петр — Меншиков, каждое появление артиста Жарова на экране встречал улыбкой; Меншиков напоминал ему Ворошилова, заменившего теперь Кирова в должности главного друга-приятеля.

Сейчас смотрели не только вторую, но сразу обе серии, и Сталин с удовольствием заново пересматривал первую. Когда Петр работал в кузнице, вновь подумал, что надо и ему уделять время сапожному делу. Когда Петр огромными ножницами откромсал боярину бородищу, главный зритель от души смеялся. Когда царь, проверяя сукно, рванул мундир первого попавшегося солдата и ткань хряпнула, в тот же миг оборвалась пленка, и пришлось ждать возобновления показа. На протяжении всего фильма потом каждые десять минут что-то ломалось.

— При Шумяцком поломки случались, а теперь вообще сплошные остановки! — проворчал Хозяин. — Как фамилия механика? Неумехин? Безруков?

— Биндюлевич, — ответил Дукельский.

— Вот этому Биндюлевичу навалять биндюлей.

— Исполним.

— Только не арестовывать и не расстреливать! А то знаю я вас. Лично проверю продолжение жизнедеятельности Биндюлевича.

Когда пошла скорбная тема с сыном Алексеем, Сталин спросил:

— А у кого это я читал про то, что Ефросинья была нарочно приставлена к сыну Петра в качестве агента? Меншиковым.

— Наверное, у Устрялова, — предположил Ворошилов.

— Кажется, да, — раскуривая трубку, согласился главный зритель. — Устрялов-то жив еще хотя бы?

— Увы, нет, — ответил Дукельский. — Расстрелян осенью тридцать седьмого.

— Семен Семеныч! Да что же такое! Про кого ни спроси, все у вас уже расстреляны.

— Но, насколько я помню, ошибочка вышла с Устряловым, и его через несколько дней после расстрела реабилитировали, — оправдывался этот котеночек.

— А ему, конечно, от этого легче! Безобразие! Ошибочка у них вышла! Устрялов в двадцатые годы скольких людей из эмиграшки к нам перетащил. Того же Алексея Толстого.

В другом месте Сталину страшно понравилось высказывание Петра про подлую обыкновенность.

— Как точно! Все люди должны жить, чтобы бороться с подлой обыкновенностью. А ведь царь Петр, товарищи, был первый коммунист в истории России.

Он от души смеялся, когда Меншиков схватил лоток с пирогами и стал ими торговать. А на последней минуте Иосиф Виссарионович не выдержал и прослезился, когда император Петр произнес финальные слова:

— В сей счастливый день окончания войны Сенат даровал мне звание отца Отечества. Суров я был с вами, дети мои, ибо не для себя был суров, но дорога мне была Россия.

— Товарищи, — сказал главный зритель, когда в зале зажегся свет, — сегодня мы можем с уверенностью говорить, что имеем не просто хорошую фильму, но эта фильма есть не что иное, как наша первая историческая киноэпопея!

Вскоре в Кремлевском кинотеатре смотрели первый антифашистский фильм «Семья Оппенгейм» Григория Рошаля по роману Лиона Фейхтвангера, а в середине января Дукельский представил картину Ромма «Ленин в 1918 году», откровенный манифест репрессий. К Ленину приходит Горький с просьбой смягчить террор, на что Владимир Ильич горячо возражает: мол, не время гладить по головкам, а надо по этим головкам бить беспощадно, нельзя быть добренькими, иначе враг сожрет нас.