Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств)

В эти дни его потрясли одобренные Политбюро премии для отличившихся деятелей кино: Ромму за «Ленина в 1918 году» и Довженко за «Щорса» — по сто тысяч рублей! И это при том, что рабочий в Москве получал не больше четырехсот рублей в месяц, а сам Большаков на своей хлебной должности имел в месяц полторы тысячи. Мясо стоило семь рублей килограмм, масло — шестнадцать, рис — шесть, а бутылка водки — десятку. На сто тысяч Ромм и Довженко могли купить десять тысяч бутылок! Или отгрохать себе квартиру в позолоте. Другие режиссеры и актеры тоже получили немалые премии. Юткевич за «Человека с ружьем» — семьдесят пять тысяч, Щукин за роль Ленина — двадцать и так далее. Неплохо зажили наши киношники! Эйзенштейну без защиты диссертации — степень доктора искусствоведения.

В начале апреля учредили должность наркома морфлота и первым назначили, кого бы вы думали? Дукельского. А на следующий день — гром и молния! — арестован Ежов. Охотник попался в собственный капкан.

Вскоре Молотов сказал:

— Готовься, Иван Гэ-григорьевич, Дукельский сдает дела, и все идет к тому, что ты — на его место. Понравился ты Сталину, злодей эдакий.

И наконец, в середине апреля пошли в Кремлевский кинотеатр. Народу на сей раз приглашено оказалось много, зрительный зал, рассчитанный на несколько десятков мест, почти полон. Сталин, весь его ближний круг, сын Василий в форме курсанта авиашколы, дочь Светлана, Каганович — не один, а с братом Михаилом, наркомом авиационной промышленности, — полтора десятка разнообразных летчиков во главе с начальником ВВС, наголо бритым Локтионовым.

— Давай своего механика, — сказал Молотов, — Сталин все помнит, где, говорит, обещанный Ганьшин?

Саня Ганьшин уже несколько лет крутил кино в Совнаркоме, и безукоризненно, только бы теперь не подвел! Дукельский на сей раз обеспечил нового механика Липшица, но Молотов приказал заменить его на Ганьшина, и тот, волнуясь, но при этом как-то и воспаряя, принялся за дело.

— Товарищ Сталин, мой механик просит десять минут для осмотра аппаратуры, — обратился Большаков к главному зрителю.

— Ладно, — кивнул тот. — А справку по Штраусу?

— Подготовил, товарищ Сталин, вот подробная схема соответствий и несоответствий. Он протянул несколько страниц, поделенных сверху вниз надвое под рубриками: «Факт» и «В фильме».

— Много несоответствий?

— Навалом. Никакой Польди и никакой Карлы. Этот Штраус, надо сказать, тот еще был юбочник. И нравы царили в той Вене среди богемы — ого-го! Сначала Шани подкатывал к нашей русской Ольге Смирнитской, пять раз приезжал в Россию, потом нашел утешение с оперной певицей Генриеттой Халупецкой, чешкой, у которой было уже семеро детей от разных мужчин, причем ни за одним из них она не была замужем. Потом Штраус женился на Анжелике Дитрих, потом — на еврейке Адели Дойч, вдове банкира… Короче, я тут все расписал. Все остальные несоответствия, анахронизмы и тому подобное.

— И ваше мнение о фильме ухудшилось?

— Признаюсь честно, ничуть, — ответил Большаков, тонко уловив интонацию Сталина. — Несоответствий навалом, а фильм берет за душу, и это главное.

— Так, значит, правда искусства выше правды факта?

— Выше. Но только если произведение искусства имеет высокую цель. Проникнуть в душу человека и облагородить ее.

— Спасибо, товарищ Большаков.

Такое количество приглашенных авиаторов объяснилось тем, что показывали фильм «Эскадрилья № 5», про то, как разведчики перехватывают приказ Гитлера о начале войны с СССР и наши летчики проводят превентивный удар по немецким авиабазам; двое летчиков на парашютах спускаются на вражескую территорию, находят немецких антифашистов и вместе с ними передают на нашу сторону координаты крупной фашистской подземной базы, а потом угоняют самолет и на нем благополучно возвращаются.

Большаков на сей раз сидел далеко от Сталина и весь фильм молчал. Да в нем и не было нужды. Когда зажегся свет, все в едином порыве стали громить картину, летчики во главе со своим лысым Локтионовым возмущались тем, как непрофессионально показана авиация, другие высказывались о низких художественных качествах ленты, а Молотов заявил:

— Надо ли нам вообще кино о возможной грядущей войне с Германией? То, что Гитлер захватил Австрию и Чехию, и то, что он создал Анти-ко-коминтерновский пакт, не дает безусловной гарантии, что он осмелится напасть на нашу страну. Считаю эту картину пэ-преждевременной. К тому же она бездарно сделана.

После таких слов председателя Совнаркома в зале возникла сумятица. Оказалось, что автору картины стало плохо с сердцем и он свалился между рядов кресел.

— Зачем вы вообще его сюда привели?! — гневно спросил Сталин у Дукельского.

— Я не знал, — отвечал Семен Семенович. — Я не предполагал. Что этот котеночек, этот Роом с двумя «о», а нет тот, который с двумя «эм». Что у него поджилки. То есть такие слабые.