Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств)

Первым делом новый нарком кино Дукельский вызвал к себе на допрос Васильевых, и те охотно поливали Шумяцкого всеми видами помоев, о чем сообщил директор их киногруппы Гинзбург, присутствовавший при этом допросе. И это братья Васильевы, которых Борис Захарович на блюдечке преподнес главному зрителю и отмечал золотыми звездочками, сколько раз тот смотрел их «Чапаева»!

Следующим Дукельский вызвал к себе Довженко, и можно себе представить, в каких красках бывший открытый, а ныне скрытый самостийник описывал злодеяния Шумяцкого, Гоголь роняет перо!

Появились многочисленные, словно стаи черных воронов, статьи, каркавшие о том, какого масштаба преступник долгие годы руководил советским кинематографом, искусственно сдерживал производство фильмов, пропагандировал теории, оправдывающие бракодельство, срывал планы производства, устраивал волокиту при утверждении сценариев на самые актуальные политические темы, отпугивал от кино писателей и драматургов, намеренно создавал сценарный голод, врал, что перерасходы по фильмам неизбежны, возмутительно издевался над творческими работниками, вредительски душил молодые кадры и поощрял матерых врагов — Кадыша, Сливкина, Гольцмана, Михайлова и самого разматерого — Нильсена. Боже, каких только слов не выкопают из шахты русского языка, чтобы еще больше очернить человека, обреченного на всеобщее поругание!

Пришли, как у них заведено, ночью, через две с половиной недели после отказа пить коньяк с ладони Ежова. До самого утра «шмонали», то есть проводили обыск. Конфисковывали и уносили бумаги, записи, документы, письма, книги, семейные реликвии, награды, иранский ковер, подаренный самим шахом, чашу Чингисхана, дарованную Сухэ-Батором, персидские миниатюры, коллекцию старинных монет, вынесли пианино «Шрёдер», и опись изъятого имущества завершили цифрой 261.

В черном воронке его привезли на Лубянку, в огромное здание, перед которым когда-то звенел струями фонтан архитектора Витали, а сейчас тихо спала огромная цветочная клумба. Во внутреннем дворе возвышалась шестиэтажная тюрьма, и выяснилось, что никаких подвалов НКВД не существует, все камеры располагались на шести этажах, на один из которых Шумяцкого повез нудный скрипучий лифт.

О застеночной тактике Борис Захарович уже успел узнать много, все-таки готовился, знал, что обречен. Потому не удивлялся, что проходили день за днем, а он сидел в своей одиночной камере, и его никто никуда не вызывал. Это чтобы заключенный истомился в ожидании допроса и был разговорчивее.

— О, лехаим! — приветствовал он уже знакомого Когана, когда привели наконец к тому на допрос.

— Здравствуйте, гражданин Шумяцкий, — строго ответил Александр Михайлович.

— В прошлый раз я был товарищ, теперь уже гражданин, — грустно усмехнулся Борис Захарович, усаживаясь на неудобный стул, каковые нарочно делали такими, чтобы допрашиваемый сидел не полностью, а на одном копчике. И это он тоже уже знал, как и то, что если допрашивают в комнате, где голые стены, потолок и пол, то дело твое швах, ты очень даже подозреваемый.

— Фамилия? — задал первый вопрос Коган.

— Шумяцкий, — вздохнул Борис Захарович.

— Имя и отчество?

— Борис Захарович.

— Дата рождения?

— Одна тысяча восемьсот восемьдесят шестой год.

— Место рождения?

— Верхнеудинск.

— Место жительства?

— Москва, Якиманка, улица Серафимовича, дом два.

— Социальное происхождение?

— Пролетарское. Отец был переплетчиком в издательстве Маркса. Оттого я и стал марксистом.

— Прошу отвечать на вопросы четко, без лишних деталей. Ведь я не спросил, отчего вы стали марксистом.

— Слушаюсь, товарищ капитан госбезопасности.

— Национальность и гражданство?

— Еврей. Как и вы…

— Опять?

— Да, опять еврей.

— Я не о том. Вы опять добавляете лишнее. То, что мы оба евреи, ровным счетом ничего не меняет.

— Простите. Гражданство СССР.

Вопросы продолжались: род занятий, социальное положение, состав семьи, образование, партийность, каким репрессиям подвергался до и после революции, какие награды, категория воинского учета, служба в Красной армии, служба в белых и других контрреволюционных армиях, участие в бандах, общественно-политическая деятельность.

— Подпишите.

— Как? Это все?

Борис Захарович радостно поставил подпись, сейчас скажут: «Вы свободны, приносим извине…»

Как бы не так, снова в камеру, и снова неделя взаперти и в неведении. Как там семья, милая Лиичка, а главное, вышел ли доснятый «Ленин в Октябре», снимают ли Довженко про Щорса, а Эйзенштейн про Александра? Что там успел напортачить невежда Дукельский? Как он показывает фильмы Хозяину в Зимнем саду?..

Второй допрос Коган начал с неожиданного:

— Гражданин Шумяцкий, говорят, ваша супруга исключительно вкусно готовит борщ?

— Да, это так. Но какое это имеет отношение к делу?

— Почему борщ в изготовлении вашей супруги ни разу не пробовал товарищ Сталин?

— Вы что, шутите? — усмехнулся Шумяцкий, видя, что это Коган в протокол допроса не вписывает.