Но, как ни странно, промчавшись по улице Горького почти до самого Кремля, воронок свернул не налево к зданию на площади Дзержинского, а направо и поехал по Моховой мимо здания, построенного Желтовским и ставшего эталоном нового архитектурного направления, которое за глаза уже называли сталинским ампиром. С него началось окончательное утверждение советского классицизма во всех направлениях, не только в архитектуре, но и в живописи, музыке, кинематографе.
Вскоре воронок подкатил к Дому на набережной, из которого за последний год немало вытряхнули представительных жильцов и где в просторной квартире пока еще проживало семейство Шумяцких.
— За вещами? — спросил наконец Борис Захарович, на что Коган вполне дружелюбно возразил:
— Ну что вы! Просто мне поручено проводить вас и заодно поинтересоваться, как живет начальник всего кино, не стеснен ли в жилищных условиях.
Не веря любезному тону чекиста, Шумяцкий нехотя пригласил его в свою квартиру:
— Как видите, не стеснен.
— Чайком не угостите? — нагло осматривая помещения, спросил Коган.
— Извольте. Могу и коньячку.
— Не откажусь. Пти-пё. — И капитан госбезопасности показал пальцами щепотку.
— Прислуги нет, мой приезд внезапен, — оправдывался Шумяцкий, наливая гостю и отправляясь ставить чайник.
— А себе? — удивился Коган, глядя на свою одинокую рюмку.
— Не пью.
— Совсем?
— Вообще. Непереносимость. Зуд, чешутся глаза, краснеет кожа. Кашель.
— Отчего же?
— Врачи объясняют чрезмерной активностью фермента, превращающего алкоголь в яд. Ацетальдегид. От рюмочки спиртного мгновенно наступает отравление.
— А от ртути? — спросил Коган и небрежно бросил в себя как раз таки маленькую рюмочку.
— Ртути? — опешил Шумяцкий.
— Как вы относитесь к ртути?
— К ртути… никак… не отношусь. В детстве отец, бывало, говорил про меня: «Гляньте на этого шалберника, это не человек, а ртуть!» Уж очень я был подвижен. Еще я знаю, что у Моцарта было прозвище Меркурий, а это означает ртуть. У алхимиков. Символ планеты Меркурий у них — ртуть.
— Так при чем же здесь ртуть? — спросил Коган.
— Я — при чем? — удивился Шумяцкий. — Это вы — при чем. То есть это вы спрашиваете про ртуть. Как, кстати, ваше имя-отчество?
— Александр Михайлович, — кашлянул Коган. — Скажите, какие свойства ртути вы знаете?
— Текучесть, подвижность. Еще ее пары ядовиты. Да в чем дело? Не мучайте!
— Если вы знали о ядовитых свойствах паров ртути, как вы могли допустить, чтобы ваши люди разбили колбу с ртутью в помещении, где находились члены Политбюро во главе с товарищем Сталиным?
— Когда? Где? Какая еще колба? Я вообще вторую неделю в Крыму. Кто-то градусник разбил?
— Не градусник, а большой прибор, имеющий колбу с ртутью. Не далее как вчера вечером во время просмотра в Кремлевском кинозале, где присутствовали товарищи Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Каганович, Микоян, Жданов и даже дети товарища Сталина — Василий и Светлана.
— Шлимазл! — воскликнул Борис Захарович, забыв про чайник.
— Вот и я про то же, — произнес Александр Михайлович. — Арестованы киноинженер Молчанов, киномеханик Королев и еще четверо подозреваемых. Вы в их число пока не попали, поскольку и впрямь находились далеко. Но советую вам немедленно подать заявление обо всех подозреваемых, дабы помочь следствию пойти по правильному пути.
Вскоре Коган удалился, оставив Шумяцкого в полном недоумении, почему его не арестовали, ведь он мог организовать покушение и смыться в Крым, чтобы на него самого пары ртути не подействовали. Но все равно какая-то чушь собачья, а те, кто разбил колбу, они ведь в равной мере подвергались опасности? Да и что за идиотский способ покушения! Нет, тут какая-то случайность. Он бросился было звонить кому-нибудь, но сообразил, что телефон может прослушиваться, и вынужден был лучше оставаться в неведении, отнюдь не счастливом. Покуда он переодевался, раздался звонок, и в трубке прозвучал голос Поскребышева:
— Борис Захарович, вы уже дома?
Что за идиотский вопрос! Если ему звонят домой и он берет трубку, значит, он дома.
— Да, недавно прилетел.
— С вами будет говорить товарищ Сталин.
— Товарищ Шумяцкий? — тотчас прозвучал главный голос страны.
— Да, товарищ Коба, — вдруг решил использовать старое доброе прозвище вождя нарком кино.
— Хорошо, что вы так оперативно примчались. Вчера днем мы смотрели «Ленин в Октябре».
— Да, я уже знаю…
Сейчас про колбу заговорит! Но нет:
— Хорошая фильма. Но вечером мы ее широко смотрели в Большом театре на юбилейном вечере в честь двадцатилетия революции. Высказано мнение, что не хватает сцен ареста Временного правительства и штурма Зимнего дворца. Можно ли их доснять?
— Ничего невозможного я не вижу, товарищ Коба.
— И еще товарищ Крупская в бешенстве. Наверное, вы понимаете почему.
— Потому что ее нет в фильме?
— Не угадали. Она говорит, что Владимир Ильич в октябре семнадцатого года для конспирации сбрил усы и бороду, а в фильме у него хрестоматийный образ.