Кремлевское письмо

— До нашей встречи я его ненавидела, теперь он мне безразличен. Я уже могу жить с ним. Он меня любит, он приятен и иногда почти нравится мне.

— А Поляков? Ты говорила, что любила его?

— Да. Разве я говорила об этом? — растерялась Эрика.

— Ты простила полковника за то, что он сделал с Поляковым?

— Георгий, дорогой, когда живешь, как я, быстро учишься забывать. Иначе умрешь от боли. Полковник делал свое дело. Поляков знал об этом. Теперь и я знаю. Когда некуда приложить свою любовь, она превращается в ненависть, а если любишь опять, на ненависть сил уже не остается. То, что ненавидел, уже не имеет значения.

— Понятно, — разочарованно протянул Роун.

— А что? Это как-то связано со способом добыть деньги?

— Ничего не получится, раз ты так чувствуешь. Я найду еще женщин. У нас очень скоро будут деньги.

— Георгий, ты что задумал?

— Ты все равно этого не сделаешь.

— Чего не сделаю? Милый, как я могу помочь, если даже не знаю, чего ты хочешь?

— Вчера я разговаривал с одним человеком, он — друг Полякова, — Роун заметил, как Эрика сжалась. — Он согласен помочь нам с документами и даст денег.

— Если? — к Эрике вернулась жесткость, с которой Роун столкнулся в их первую встречу.

— Если мы передадим информацию.

— Какую информацию?

— Этот человек уверен, что Коснов собирает компромат на некоторых кремлевских чиновников. Так он мне сказал. Он хотел бы знать об этом подробнее.

Эрика закрыла глаза и покачала головой.

— Боже, только не это. Ну почему мы не можем встретиться где-то далеко-далеко, где ничего этого нет? Почему это со мной происходит, Георгий? — Эрика потянулась к нему. — Ты не знаешь этих людей. Ты не знаешь, что происходит. Я прошла через все это с Поляковым, потому что до него никого не любила. Я тогда была просто ребенком. Не знала разницы между настоящей любовью и благодарностью. Я предложила помочь ему в работе. Как я жалею об этом теперь. В этом мире не бывает победителей, я боюсь его. Верь мне, любимый, лучше держаться от всего этого подальше.

— Я просто предложил. Могли бы быстро заработать, — Роун улыбнулся. — Ладно, забудем. Если дела пойдут хорошо, через два месяца у нас будет все, что нужно.

Эрика вздрогнула и покачала головой.

— Пойдем, — мягко сказал Роун, — тебе пора домой. Мы увидимся завтра?

— Да, — автоматически ответила она, неподвижно смотря под ноги.

— Пойдем, Эрика, — повторил Роун.

— Георгий, если я сделаю это, тебе больше не придется встречаться с другими женщинами?

— Эрика, это слишком опасно, ты меня убедила. Я не хочу подвергать тебя риску.

— Ты не ответил на мой вопрос. Если я достану эту информацию, ты не будешь встречаться с другими женщинами?

— Конечно.

— Передай ему, он ее получит, — сказала она не поднимая глаз.

— Эрика, ты же боишься. Зачем так рисковать?

— Для начала, чтобы он поверил нам, передай ему, что Коснов действительно собирает такой материал. Делает он это в основном дома, чтобы его помощник Гродин ничего не знал. Гродин — зять Алексея Бресновича. Бреснович и еще многие высокопоставленные чиновники против расследования, поскольку боятся осложнений.

— Каких осложнений?

— У Полякова был контакт в Кремле.

— Ты знаешь кто?

Эрика заговорила медленно.

— Поляков однажды упоминал какого-то Бельмана. По-моему, он и есть тот, кого ищет Коснов.

— А ты знаешь, кто такой Бельман?

— Больше мы ему ничего не скажем, пока не получим часть денег, — Эрика встала и начала собираться. Она молчала и избегала смотреть на Роуна.

— Завтра? — спросил Роун, открывая дверь.

— Завтра, — выходя кивнула Эрика.

В десять утра на следующий день на квартире Поткина появился Фокусник с очередным сообщением. Роун наблюдал через щель, как он вошел, запер за собой дверь и подошел к шкафчику, где хранился пистолет. Код на этот день был тридцать плюс три. Фокусник вошел в комнату и посветил фонариком в лицо неподвижно сидящего Роуна, поставил стул у него за спиной, уселся и приставил пистолет к его виску. Он щелкнул пальцами пять раз, Роун — дважды. Фокусник добавил три щелчка, Роун ответил десятью. Фокусник щелкнул еще два раза, Роун — восемь. Фокусник вынул обойму и положил пистолет с фонариком к ногам Роуна, отодвинул стул и заговорил:

— Рудольф утверждает, что любит меня. Он хочет, чтобы я переехал к нему. Я убеждаю его, что не могу так сразу порвать с инструктором, но пообещал что-нибудь придумать. Рудольф говорит, что после Полякова никого не любил, я — первый. Он плакал, когда рассказывал обо всем этом. Скорее всего, Поляков плохо с ним обращался. У них была связь, а потом Поляков просто дразнил его, по любому поводу мог побить. Близки они бывали крайне редко. Рудольф уверен, что у Полякова был кто-то еще. Считает, что это Бреснович.