— Теперь можно и поговорить, деточка моя, о чем-то поинтереснее моих служанок. Их жизнь счастлива и потому скучна, стать героинями модного романа им уж точно не светит, хи-хи-хи! А вот с другими случаются иной раз такие истории, что просто не оторваться. Вот послушайте, деточка, — произнесла миссис Тирренс. Глаза её казались двумя горящими угольками. — Как вам такой сюжет: парень встретил девушку. Банальное начало, скажете? Сплошная, мол, тривиальность?
— Скорее, классика, — сказала Анна.
— Всё так, всё так, деточка, — расплылась в улыбке миссис Тирренс. — Ну так вот. Любовь-морковь, ахи-охи, конфеты-букеты-синема, танцы-завлеканцы, первый поцелуй, секс, помолвка… о, да что это я!..всё, всё, как полагается! Пока неплохо, да? — поправив очки, спросила старуха…
…..и отщипнула кусочек булочки.
Девушка улыбнулась.
— А сюжет чего — романа или синема?
— Да чего угодно, сладенькая моя! Чего угодно! Какую пожелаете, такую форму и наденет… трудно, что ли?! — все три подбородка миссис Тирренс затряслись от смеха. Мелко-мелко. Как плохо взбитое молочное желе.
«К тому же, прокисшее», неожиданно для себя подумала Анна. Внутренне содрогаясь от отвращения и все же не в силах оторвать взгляд от старухиной шеи.
— А дальше… что? — заставила себя улыбнуться девушка. «Нет, надо бы хоть улыбнуться для вежливости… неприлично… у меня, наверное, всё на лице написано, кошмар!»
— Дальше… хм-м, а дальше как раз и началось самое интересное. Самое душещипательное. Ясное дело, поженились они.
— И жили долго и счастливо, — почти пропела мисс Энни.
— А вот и нет! Счастливо жили, очень даже — прямо всем в округе на зависть. Хоть ты роман пиши, хоть синема готовь. Уж так счастливо, ииии… чисто белые голубки. Но зато недолго. Нет-нет. Нет! — затрясла головой старуха.
— Разлюбил? Или она его? Или случилось что-то страшное?
— Не разлюбил, не-не-нет! Как можно?! Случилось, да.
Пауза тянулась минут десять. Долгих… нет!.. нескончаемых минут. Как показалось мисс Энни. Миссис Тирренс сверлила её глазками, хихикая и потирая пухлые ручки.
— Господитыбожемой! Да не томите душу, миссис Тирренс, миленькая! — наконец, не выдержала Анна.
— Ну, хорошо, — сжалилась рассказчица. — В общем, он так её любил, тааак любил…ах! И она его — не меньше.
Гостья в ответ лишь тяжело вздохнула. Благоухание роз становилось всё слаще, приторней.
— Долго он думал. Целую ночь. Размышлял, анализировал. А наутро — атть!.. и всё, — она схватила серебряный ножичек для масла и в одно мгновенье располовинила румяную булочку. Да так лихо, что девушка аж вздрогнула.
— Что —
— Зарезал.
— Айй!
— И закопал среди роз.
— З-за-за-че-эм?!
— О, Господи! Что ж, вы классика-то не помните, что ли?
— Прекра-а-асный? — выдохнула Анна.
— Ну да. Конечно же. Потом ведь что — зрелость, заботы-хлопоты, смерть романтике, смерть красоте. Возлюбленная — это же, как богиня, говорил он. А богини старыми и страшными не бывают. Зачем позволять времени и жизни уродовать то, что вам дороже всего на свете? Он и не позволил, хи-хи-хи! Умненький мальчик!
Она пожала пухлыми плечами и, хихикнув, отправила в рот ещё кусочек булки, кремовой и щедро намазанной маслом. С ароматным вишнёвым джемом и вишенкой наверху, которую старуха съела, жмурясь и причмокивая от удовольствия.
«И как её только не стошнит», вздрогнула гостья. И еле-еле выдавила из себя:
— Какой кошмар… — Теперь уже ничто более не возбуждало её аппетита. Всё это — о, Господи, твоя сила! — вдруг показалось ей отравленным. Все-все — сплошная отрава. Даже ромашковый настой и чай из мяты и чабреца — такие благоуханные, приносящие телу и душе временное умиротворение — и те сейчас не внушали ей доверия.
На какое-то мгновение ей стало страшно. К горлу подступила тошнота, по спине побежал тоненький ручеёк пота — не просто холодного — обжигающе ледяного. Она никак не могла понять, почему дурацкая шутка миссис Тирренс, на которые старуха была горазда, всерьез её напугала. Если так пойдёт и дальше… Это жара виновата и духота — даже здесь, в саду, дышать нечем, думала Анна, пытаясь успокоиться. Наверное, гроза скоро. Да-да-да, виновата будущая гроза! Уфф… а старуха не пытается ее застращать, нет-нет… просто померещилось.