Кремовые розы для моей малютки

— И правильно, не для юных умов и ушей эта история, — сказал отец архивариус. Его тон стал жестким, глаза смотрели на Фому в упор, а виноватые интонации куда-то исчезли. — Скверная история, очень скверная. Мерзкая, во всех отношениях, и вводящая в соблазн, такую следует скрывать даже от своих. Материалов о том процессе сохранилось — не одна страничка, вот, глядите сами!

Они, тем временем, подошли к высокой двойной двери. Отец архивариус нажал на медную фигуру льва, с книгой в руках, раздался скрип и лязг, негромкое шипение — и перед ними открылся узкий проем. Фома удивился: три метра в длину, четыре в ширину, пять или семь в высоту… да еще оконце это, через которое и воробью не пролететь. Что ж это за кабинет такой? Больше похоже на камеру-одиночку, только с удобствами, явно предназначенную для книгочея. На одной стене висело серебряное распятие, три других занимали книги или кожаные папки: здесь хранились судебные дела знаменитых отравителей, колдунов и ересиархов, которые сумели извести много народу. Потрясенный Фома и в мечтах не представлял себе такого количества собранного материала. Вот это да-а-а… какая удача!

— Читайте, изучайте, господин комиссар. Здесь вам доступно абсолютно все, но выносить материалы за пределы архива не дозволено. Таково решение отца настоятеля, — в голосе отца архивариуса опять появились виноватые интонации, — я всего лишь исполняю приказ.

— А копирование и фотографирование тоже запрещены?

Отец архивариус развел руками… и, неожиданно для Фомы, хитро улыбнулся.

— Вот насчет этого никаких распоряжений свыше не поступало. Значит…

— Понял, — улыбнулся в ответ господин комиссар. — Что не запрещено, то разрешено.

— Вы уж только меня не выдавайте. Знаю, знаю… вы порядочный человек, но обстоятельства бывают очень, кхм, сложные. Отец настоятель последнее время сильно не в духе: машину у него угоняли дважды, понимаете, о чем я? Не с его больными ногами пешком к прихожанам добираться, вот и сердится на весь мир. Вам-то ничего не сделается, а я наслушаюсь упреков… и не только.

— Как говорит мой помощник, стажер Гизли: «Я буду нем, как свежевырытая могила».

Отец архивариус был слегка шокирован, а потом рассмеялся.

— В этом, определенно, что-то есть. Ох, юноша, опять я вас заболтал! Все, оставляю вас наедине с историей трехсотлетней давности. Если вам что-то понадобится, господин комиссар, я рядышком, в отделе инкунабул, — и отец архивариус медленно побрел вон.

Господин комиссар окинул взглядом полки, уходящие под потолок, просто бесконечные. Да уж, когда сведений мало или вовсе нет — это беда, когда их чересчур много — это бедствие. Он-то предполагал искать хотя бы малейшую зацепку, а тут…