Кремулятор

– А для чего еще – это я тебе уже совсем скоро объясню, но прежде расскажи мне все-таки, кто и как помог тебе вернуться в Советский Союз?

– Любовь к Родине!

– Не что, а кто!

– Да особенно и никто…

– Нестеренко, я повторяю вопрос: как ты смог вернуться в Советский Союз?

– Находясь в Париже, я отправил несколько писем своему знакомому Ване Лойко, который в 1923 году улетел из Сербии сюда. В этих письмах я попросил его, если будет такая возможность, побывать в Москве и узнать, как мне можно ускорить процесс получения разрешения на въезд в СССР…

– Кто такой Лойко?

– Лойко Иван Александрович, в прошлом полковник белой армии, эвакуировался вместе с оставшимися военными частями в Сербию. Вместе с ним я работал на одном аэродроме сербской военной авиации. В 1923 году он совместно с военным летчиком белым эмигрантом Качаном на сербском самолете «Бреге» бежал через Румынию в Советский Союз…

– Они угнали самолет, что ли?

– Ага…

– Допустим, я в это поверю, но как же ты установил с ним связь?

– Еще проживая в Версале, я узнал, что белый эмигрант, летчик-наблюдатель Загоруйченко получил от Лойко письмо, в котором тот сообщал свой адрес. Я воспользовался этим случаем и написал в СССР письмо Лойко. На это письмо он мне ответил, после чего я с ним поддерживал систематическую письменную связь вплоть до выезда в СССР…

– А по приезде в СССР ты с Лойко встретился?

– По приезде в СССР я написал ему два письма, но встретиться с ним мне так и не удалось…

– За столько лет?

– Да…

– Не кажется ли тебе это странным, Нестеренко?

– Да нет, просто не встретились как-то – и всё: страна большая, дел много…

– И ты полагаешь, что я поверю в это?

– Да, гражданин начальник. Думаю, вы заметили, что говорю я с вами прямо и никогда не вру. Сурового наказания я не боюсь, потому мне нечего от вас скрывать…

Разве то, что в действительности заставило меня вернуться…

В первые месяцы нашей совместной жизни, даже несмотря на страхи, что перманентно атаковали меня, я не допускал такой возможности. Напротив, кажется, я пытался убедить себя, что счастье возможно, что подобное бывает, что даже я, непутевый Петя, заслуживаю любви!

Мне теперь надобно забыть все ужасы войны и всецело сосредоточиться на быте новом, на быте французском. Никогда не поздно начать все сначала. Была жизнь русская, но не более того. Мне не следует ныть и опускать руки, ведь, если вдуматься, многие пострадали гораздо серьезнее меня! Если хорошенько все взвесить – у меня все очень даже хорошо. Я начинаю новую жизнь, и Верочка дает мне столько сил, что я непременно со всем справлюсь!

Каждый день я убеждал себя, что пройдет немного времени, я поработаю таксистом, а после обстоятельства непременно изменятся, и мне (теперь я в этом почти не сомневался) обязательно разрешат летать.

Все еще будет хорошо, главное – ничего не забывать и каждый вечер, пускай и в мыслях, совершать плановый полет…

О возвращении в Советский Союз я старался не думать. Мысли подобные запрещал и хоронил, а потому, когда однажды ночью старик на заднем сиденье моего такси вдруг начал меня вербовать, я только улыбнулся.

«Я хочу предложить вам сотрудничество, молодой человек…»

«Почему только теперь? Я подвожу вас домой уже несколько месяцев…»

«Я проверял вас…»

Покачиваясь от поворота к повороту, время от времени оглядываясь на Париж, старик начал объяснять, что у меня появился шанс загладить вину перед родиной.

«А чем же я могу быть полезен Советской родине? Я обыкновенный шофер!»

«То-то и оно! Я много наблюдал за вами. Вы имеете хорошую репутацию и обширные связи в белоэмигрантских кругах. Насколько мне известно, отзываются о вас хорошо, считают человеком честным, смелым, прямым и порядочным. Повторяю, сотрудничество с Советской властью позволит вам загладить вину и однажды, если вы будете делать все правильно, вернуться домой. Вы ведь хотите летать, верно?»

«Откуда вы знаете?!»

«Я многое о вас знаю. Начните делать то, что я вам говорю, – второй подобной возможности у вас никогда не будет!»