– Заткнись, говорю, и слушай теперь, раз ты так хотел! Ты строишь из себя добряка и весельчака, разыгрываешь из себя рубаху-парня, а между тем все работники крематория боятся тебя, потому что самокритика у тебя отсутствует, за критику ты увольняешь с работы под различными предлогами, как, например, была уволена садовница Щеглова, верно?
– Она…
– Она писала в стенгазету и выступала против тебя на собраниях, за что и была уволена. Думал, я не узнаю этого, да? А какой прожиточный минимум у тебя, Нестеренко, а? Рассказать тебе, раз уж я у тебя на допросе? Так я и расскажу, никаких проблем у меня с этим нет, потому что я человек простой и работу свою выполняю хорошо. Живешь ты, Нестеренко, очень славно и даже имеешь приходящую прислугу, которая убирает твою квартиру, верно? Верно! Собственная прислуга, Нестеренко?! В СССР? Говоришь, работая в Сербии и Франции, хорошо понял простого мужика? Кажется, не до конца!
– Это всего лишь потому…
– Потому что ты, Нестеренко, считаешь меня не очень умным человеком, верно? Все улыбаешься, думаешь, что у меня ничего на тебя нет, а я бы на твоем месте уже перестал бы улыбаться. Кажется, ты считаешь, что за все эти месяцы я ничего не накопал, да?
– Ну, для 58-й, кажется, не особенно…
– Не особенно? А я вот думаю ровным счетом наоборот! Именно потому, что я очень хорошо выучил тебя, Нестеренко, я знаю, что по тебе плачет 58-я! Думаешь, я не знаю, что зимой ты расхаживаешь по кладбищу в шубе? Думаешь, не знаю я, что ты назначил гражданина Соколова на должность дежурного администратора и с ним находишься в хороших взаимоотношениях, что дал ему сразу новый костюм с рассрочкой, а старым рабочим даешь с одновременным погашением денег за тот же костюм? Думаешь, я не знаю, что обыкновенным работягам ты вечно грозишь тем, что отберешь паспорта и вышлешь за границу? Что никого не пускаешь в свою квартиру, что получил ее, выселив рабочих, а сам отремонтировал этот домик, отгородив его, чтобы никто туда не входил? Думаешь, не знаю я, что, когда граждане спрашивают, где директор, ты вечно включаешь дурака и говоришь, что его нет, что он ушел? Что с немецкими специалистами ты общался исключительно на немецком? Что с иностранцами ты всегда обращался очень хорошо, а с советскими гражданами, наоборот, очень грубо, по-хамски, говорил, что это скоты, а не народ?
– Во-первых, я такого никогда не говорил, а во-вторых, может быть, какие-то ошибки на работе я и совершал, однако все это, гражданин начальник, уж никак не тянет на 58-ю…
– Так а я ведь еще не закончил, Нестеренко. Ты хотел, чтобы я доказал, что ты враг народа? И я тебе докажу! Правда, Нестеренко, заключается в том, что ты не советский человек и никогда им не был! Правда, Нестеренко, заключается в том, что ты вернулся в Советский Союз, чтобы совершить террористический акт!
– Какой еще террористический акт?!
– Следствием установлено, Нестеренко, что в один из приездов товарища Сталина в крематорий ты должен был совершить на него покушение!
– На Сталина?!
– Да, Нестеренко, на товарища Сталина! И не делай вид, что ты не понимаешь, о ком идет речь!
О ком идет речь, я, конечно, понимаю, да только вот сюрприз! Столько месяцев из пустого в порожнее, иностранный шпион, иностранный шпион, а сегодня вдруг на тебе – покушение на товарища Сталина…
С одной стороны, это говорит о том, что ничего особенного на меня нет, а с другой… Обвинение в покушении на товарища Сталина – хуже не придумаешь… Нужно не молчать, главное – не молчать теперь, важно срочно что-то ему ответить!
– Но ведь когда я решил вернуться – у власти еще был Ленин! Как же я мог бы готовить покушение на Сталина?
– Ну, сперва ты думал убить Ленина, потом ситуация изменилась…
– Как я мог готовить покушение на товарища Сталина, если у меня даже не было возможности увидеть его!
– В самом деле? А в 1932 году?
– А что в 1932 году? Сейчас 1941-й!
– А ты вспомни, Нестеренко, вспомни!
В 1932 году… Чего же он хочет-то от меня, а? В 32-м… По ночам привозили не так уж и много, во всяком случае, конечно, не столько, сколько в 37-м… 32-й… Год голодный был, но как-то справлялись… Помню, что в мае запустили первый советский дирижабль (я тогда этим очень интересовался), помню, что вроде Горький окончательно вернулся, но кремировал-то я его много позже, только в 1936-м…
– Ну что? Вспомнил, Нестеренко?
– Если честно, нет, гражданин начальник…
– Может, тебе помочь?
– Ну если вы скажете, к чему ведете, мне, конечно, будет значительно легче…
– А веду я к тому, Нестеренко, что в 1932 году ты уже ведал всеми кладбищами Москвы, верно?
– Верно, гражданин начальник…
– В том числе и Новодевичьим…
– Всеми ведал, гражданин начальник…
– На котором была захоронена Надежда Аллилуева…
– А, так вот вы к чему…
– И ты хочешь сказать, что кладбищами заведовал, а о том, что товарищ Сталин приедет на похороны собственной жены, не знал?