Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]

Кэтти был глубоко неприятен этот тип, но она изо всех сил старалась сдержать себя. Она согласилась перевести его в салон выше классом, потому что там было одно свободное место, а еще, чтобы не трепать себе нервы. Надменный хлыщ разговаривать с ней так, словно Кэт была не стюардессой, а его личной домработницей.

Кристин, ее напарница, удивленно вскинула брови, когда увидела, кого она привела сюда. Кэт в ответ лишь молча пожала плечами.

Вы так и не можете мне объяснить это, — сказал тип, очевидно, продолжая начатый раньше разговор.

— Послушайте, — терпеливо ответила Кэт. — Вы находитесь на борту и должны оставаться на месте. Я нарушаю из-за вас правила…

— Прекрасно, я это понимаю. Но все же требую еду, которую заказал по первому классу! Вы знаете, кто я?

И вот тут Кэт взорвалась. Конечно, только внутренне. Внешне она продолжала изображать самую очаровательную гостеприимную хозяйку.

— Да, — любезно ответила она. — Мы обе смотрели ваши программы, — Кэт взглянула на Кристин, и та согласно кивнула. — Ваш репортаж вызвал у нас сильные возражения. Он не способствует безопасности полетов.

— А этот эпизод, где стюардессы показаны, как летающие шлюхи, особенно остроумен, — подхватила напарница.

Торберг заморгал. Он вспомнил этот репортаж! Ну и что особенного? Все знают, что компании оплачивают аборты своих стюардесс, чтобы не терять специалистов, на обучение которых они затратили большие деньги. Разве это не правда? А эти девицы строят из себя невесть что, да еще ехидно хихикают над ним, словно над идиотом.

— Вы думаете, это смешно?

— Мы думаем, это смешно… — ответила Кэт и повернулась к нему спиной.

— Прекрасно, — он взял себя в руки. — Принесите мне газету, пожалуйста, — обратился он ко второй.

— Но у вас есть своя в кармане, — возразила та, продолжая улыбаться.

— Прекрасно, — Торберг задохнулся от бессильной ярости. Ну погодите, шлюшки, я еще не такой репортажик сделаю про вас!..

Он опустился в свободное кресло и отвернулся к иллюминатору… О, господи!… Этого ему еще не хватало… У окна, глядя прямо на него, сидела Холли Маклейн, которая год назад дала ему пощечину перед камерой… И он стал посмешищем всего телевидения! Месяца два коллеги, издеваясь, спрашивали, как ему понравился пог целуй Холли Маклейн?

Торберг вскочил с кресла, словно увидел в двух шагах кобру, готовящуюся к прыжку.

— Стюардесса? — крикнул он.

— Мистер Торберг! — Кэт холодно посмотрела на капризного журналиста. — Вы отнимаете у меня все время.

— Вы видите эту женщину? — он кивнул в сторону миловидной молодой дамы с шикарной гривой каштановых волос.

— Извините? — не поняла Кэт.

Женщина мило улыбнулась.

— Он имеет ввиду, что сильно настроен против меня.

Ее голос звучал тихо и мелодично. Очаровательная леди, подумала Кэт.

Она ей сразу понравилась, тем более, что с Торбергом у них, очевидно, не самые лучшие отношения.

— Я запретила ему находиться ближе пятнадцати футов ко мне, продолжила дама, все еще улыбаясь.

— Пятнадцати ярдов! — горячо возразил журналист. — Посадив меня сюда, вы соответственно, нарушили эту дистанцию. Так что, либо я уйду, либо уйдет она. Эта женщина оскорбила меня! Причем, сделала это публично! — и он вдруг почувствовал, что щека загорелась и заныла, словно ее ладонь снова нанесла ему оплеуху.

Ах, какая замечательная леди! Жаль, что мы не можем это сделать! Служба… Кэт наклонилась из-за спинки кресла к даме и, улыбаясь, спросила:

— Что же будем делать?

— Не обращать внимания, — ответила Холли и тоже улыбнулась девушке.

— Может быть, хотите шампанского? — спросила стюардесса, и, не дожидаясь ответа, благодарно наполнила стакан удивленной женщины.

Холли вспомнила его сразу, как только он вошел в салон и открыл рот. Да, собственно, она никогда и не забывала этого долговязого хлыща с чуть выпученными глазами на глупой и самодовольной физиономии. Из-за него они чуть не погибли.

Год назад, когда террористы захватили здание фирмы, Джон один сражался с этой бандой. Он мог одолеть их. И в конце-концов, так и случилось, но чего это им стоило!

Этот… Холли даже не находила подходящего слова, мерзавец… поехал к ним домой и на всю страну показал ее детей по телевизору. Она навсегда запомнила слова дочери: «Мама, поскорей возвращайся домой!» Понятно, что она почувствовала в тот момент. И бандиты сразу определили, к кому приехал Джон Маклейн — их семейная фотография лежала на ее рабочем столе. Она никогда не забудет руку, сжимающую горло, когда ее тащили, как заложницу, выманивая Джона из укрытия. И пистолет у виска будет помнить всегда. И отчаянные глаза мужа, который стоял под прицелом у главаря и его помощника, волнуясь за жизнь Холли больше, чем за свою.

А когда все кончилось, этот… мерзавец еще посмел подойти к ней и спросить, что же «миссис Маклейн» теперь чувствует.

Ну, Холли и показала, «что». Она, конечно, слабая женщина, но затрещина, которую она влепила по улыбающейся физиономии, отбросила его ооооочень далеко.

Никогда, никогда ей не забыть ту ночь перед Рождеством.