Крепость

— Зампотылу выяснил, что в Compiegne. Он ездил к ней в тюрьму в Нант. Но ее там уже не было….

Цепенею при этих словах. Сижу как пришибленный и тупо пялюсь на Старика: зампотылу ездил к Симоне в тюрьму?

— В Нанте сказали, что в Compiegne расположен концлагерь и Симона была туда отправлена.

Вновь обретя дыхание, спрашиваю: «А от кого вы узнали все это в Нанте?» — «От СД» — «Как это от СД?» — «Я же сначала ТУДА послал зампотылу».

Ну и жук этот Старик! Почему он так тщательно скрывал от меня эти вести? «Так он что: заскочил в СД, а потом просто поехал в тюрьму?» — «Пойми ты: в любом случае этим делом занимается СД!»

Старик буквально буравит меня взглядом. Повисает тяжелое молчание. Меня так и подмывает подстегнуть Старика: Дальше! выкладывай что знаешь, и не своди меня с ума!

Со Стариком происходит странное изменение: он прикрывает глаза и выглядит довольно забавно. Наконец произносит: «Я придумал одну дурацкую историю и зампотылу изложил ее этим быкам из СД — ведь зампотылу нужно было основание…»

Не свожу глаз с лица Старика и зачарованно слежу, как он несколько раз сглатывает, затем медленно вдыхает воздух и весь собирается.

— Так вот. История такая, — говорит он твердым голосом, — От одного товарища, который как-то останавливался у нас, Симона получила золотые часы, чтобы отремонтировать их в Париже. Довольно ценная семейная реликвия, о которой сейчас очень волнуется его семья. А мы чувствуем свою ответственность за правильное развитие событий с этими часами. А потому должны были бы допросить мадемуазель Загот — либо ее МОГЛИ БЫ допросить по нашей просьбе…. Зампотылу, однако не удалось узнать ничего больше, так как СД убрало Симону. «Убрало, потому что она персона нон грата». Так заявили господа из СД. А большего нам узнать не удалось» — «Почему же зампотылу мне ничего не рассказал?» — «Ну, это просто. Я ему запретил» отвечает Старик.

Убрана как персона нон грата! Сижу и подавленно молчу. Термин «убрана» звучит как неприкрытое насилие!

— И ни слова о шпионаже? — задаю, наконец, вопрос. «Нет — «персона нон грата»! — уже орет Старик, — но эти слова могут многое значить. Даже шпионаж» — «А кто заложил Симону? — продолжаю настойчиво долбить Старика, — Ведь кто-то же заложил ее? Не думаю, что это был некий превентивный арест, когда хватают кого угодно, просто так, от нечего делать. значит есть кто-то, кто донес на нее!» — «Есть подозрение?» — «И не одно!» — отвечаю немедля. «Неужто?» — «Да…. Прежде всего, эта ведьма из Дуйсбурга. Супруга фоторепортера Купперса. Ты ее знаешь, эту славянскую кошку, с челкой над бровями. Она нам и устроила весь этот сыр-бор…. До этой бабенки скоро дошло, что вовсе НЕ она примадонна. К тому же полное отсутствие женского шарма, так присущего француженкам. Отсюда и пошл все эти склоки и интриги. Да еще какие!».

Чуть опешив, Старик неуверенно произносит: «Так это же было еще в La Baule!» — «Так что? Всему свое время. Уже тогда в воздухе витала опасность взрыва. Стоило лишь поджечь фитиль…» — «Я что-то с трудом вспоминаю эту даму — она такая, ну как монголка, что-ли?» — говорит Старик, растягивая слова. «Да, монголка и негритянка в одном лице» — «А может эти твои рассуждения просто плод больной фантазии?» — «Если бы. Я кое-что слышал в Париже. И эта мадам тоже там была!» — «Тогда есть и еще кое-кто!» — «Кто же?» — «Ну, здесь в Бресте, есть один гауптштурм — и еще какой-то он там у них — фюрер…» — «Ты, вероятно, и понятия не имел, зачем эти нацистские падлы влезли в это дело, если все дело было в ревности».

Старик задумался. Наконец он бормочет: «Может быть. Но все же: в это не очень-то верится. С моей, так охотно тобою критикуемой тенденцией смотреть на все просто, я познакомился с местным начальником СД. Однако я что-то давно его не видел…. Вероятно, он тоже чувствует свою удаленность от нас — кто еще захочет ЕГО пригласить?»

Снова молчим. Но мне уже нравится то, что мы вот так просто сидим и молчим. Ну, Старик! Эта история с часами — такое и во сне не приснится! И все так устроил, словно он вообще ни при делах. «Но почему же тогда все подруги Симоны тоже были арестованы? И заметь: все там же, в La Baule!» — прерываю молчание. «Эта банда могла рассуждать так: делать дело — так делать; и тут же — хвать-похвать всех ее подружек. Так сказать, одним махом…» — «Вполне возможно, — соглашаюсь с этим доводом, — Но разве нельзя было никак выяснить, что произошло, и кто сыграл в этой пьесе свою роковую роль? Используя, например, тихую дипломатию? Тихой сапой, так сказать, если нельзя в лоб?» — «Ну, ты спросил! — взрывается Старик, — К господам, которые здесь принимают участие в этой игре — к ним мы не имеем никакого отношения — и как оказывается теперь — это наше упущение. А, кроме того, нам, поперек дороги стал сам Командующий подводным флотом…» — «Ну и как дальше будет?» — «Если бы я только знал, — отвечает Старик, — Но скажу сразу: у нас здорово связаны руки. Однако рано или поздно…» И тут Старик замолкает, оставив меня в раздумьях: что же он еще хотел, но не осмелился сказать.