Крепость

— Да, все должно идти, как предначертано. Мы просто должны смириться. Командующий подводными силами, кстати, тоже прибудет.

— Превосходно! С собакой?

— Как же иначе! — Знаешь, а этот господин Партайреднер — государственный советник. Поэтому речь идет о, так сказать, «высоком посещении».

— Государственный советник? Как же его встречать?

— Как золотого фазана, естественно! Сегодня вечером, в любом случае, состоится богослужение в столовой. Как-никак, служителя заказали уже месяц назад.

— А почему ты мне не сказал ни слова об этом?

— Потому что я думал, что он больше не отважится… — Старик умолкает, а затем недовольно добавляет: — Меня удивляет только то, что Командующий подводными силами все еще сидит в Angers. Ему там, должно быть, постепенно становится довольно рискованно.

Наступает молчание. Старик берет следующую папку для дел из стопки на своем письменном столе, карандаш и начинает читать. Мне же остается только сидеть и размышлять, что здесь мог бы хотеть КПС… Я никогда не мог понять, в чем, собственно состоит его служба: Стратегической работой занимаются в Коралле, а если лодки стоят в базе, то непосредственно Флотилия заботится и о лодке и об экипаже. И все же вот имеется этот «Командующий подводными лодками на Западе», вместе с богатым штабом, как высшая служебная инстанция над флотилиями. Мне известно, что КПС совершил, в качестве командира, два подводных похода с отлично обученным экипажем. Во времена, когда не было еще такого смертельно опасного Абвера как сейчас. Два похода — и это все в его послужном списке. В одном я уверен: Я точно не стремлюсь с ним встретиться. Если он запретил Старику беспокоиться о Симоне, то ему, конечно, известно все произошедшее. Но что он знает на самом деле? В этот миг Старик откладывает в сторону папку и объявляет:

— Когда прибудет КПС, ты пойдешь со мной в клуб!

— Мне это надо?

— Так точно! — И затем гремит: — Эта встреча может тебе пригодиться, и ты снова нравственно вооружишься.

Ни слова о том, что для него встреча с КПС может тоже оказаться неприятной.

ЗОЛОТОЙ ФАЗАН

Большое помещение, в котором должен выступать госсоветник, производит полупустое впечатление, хотя Старик созвал всех свободных офицеров-подводников, которых смогли найти во флотилии. К тому же еще и всех свободных людей из роты охраны. Однако, многие очевидно были настороже и смогли вовремя отчалить. Теперь они недостижимы для Старика.

— Партийный трубадур! — предостерегающе шепчет Старик. А перед нами, стоит и поблескивает своим кричащим коричневым великолепием, «золотой фазан».

Господин штаатсрат надут как лягушка-бык, с огромной кепи на голове-шаре. На нем широкие коричневые брюки, его куртка, которая смело зовется такими парнями «военный мундир», имеет тот же самый коричневый цвет поноса. Добавьте к этому и сшитые на заказ коричневые сапоги. Портупея тоже коричневая. Весь господин штаатсрат — это симфония в коричневом цвете. Только повязка со свастикой нарушает одноцветность. И там же — как по волшебству — наш проворный КПС, пижон как всегда: белые брюки, мускулист и подтянут, как теннисист. Конечно: Летящая походка, орлиный взгляд — слегка измененная в снобистском духе копия Дёница. КПС всем своим видом демонстрирует нам, что он видит войну с более высокой точки, недоступной собравшимся в этом зале. Все просто нелепо: Командующий сидит, напоминая бледно-серую кинозвезду большого экрана — раздутую от самодовольства. Добавим сюда взгляд синих глаз, который по идее должен быть стальным, но выглядит как в театре у переодетого офицером опереточного баритона, в состоянии готовности выхода мадам Butterfly. Прошло почти четыре года, с тех пор как этот франт в последний раз был на борту подводной лодки. От командира у него не осталось ни малейшего следа. Хотел бы я увидеть его однажды, когда его клюнет жареный петух! То, что такой высший, влиятельный чин всегда должен является со своим фокстерьером, где бы ни появлялся, является в глазах Старика признаком хороших манер — мне это известно из его язвительных шуточек. Напряженно жду, когда начнет говорить Старик, но он, словно в прострации, не знает что говорить. Он ведет себя так, как будто ждет вступительного слова Командующего, но тот, однако, машет ладонью, делая защитное движение. До меня долетает:

— … Я здесь только гость!

В воздухе повисает наряженное молчание двух упрямцев. Тем временем государственный советник решительно подходит к кафедре и начинает свою речь. Сквозь полудрему слышу:

— Державы победительницы, которые в 1919 в Версале позорный договор… без исторической ответственности… зеркальный зал… погребальную камеру всеобщего вселенского уровня… неимоверный стыд… Рейх против этого мира… Всеми силами выступили в поход… не позволим нас подавить…