Крепость

Отваживаюсь отказаться и продолжить свой путь, поскольку бензина и так не хватает, на велосипеде до самого берега, мои принадлежности для рисования свисают с багажника справа и слева. Перед церковью Saint-Mathieu с огромной покрытой мхом крышей, стоит небольшая Calvaire: на простом фундаменте расположен узкий, каменный крест с фигурами на нем. Дождь исполосовал темными полосами темно-серый камень, а светло-серые лишайники образуют покрытые мхом таинственные орнаменты: неразборчивые послания праздным гулякам. Таким образом, эта Calvaire — чистое крестьянское искусство: сильное, и неподдельное. При этом уверен, это был не только стиль, что диктовал создание таких простых форм, но сопротивление материала принудило их к этому: Гранит. И вот, наконец, передо мной широко раскинулось море цвета сланца: finis terrae. Край Света. Никакой линии горизонта: Небеса и море переходят друг в друга в сизой дымке. Здесь такое редко встретишь. В большинстве случаев западный ветер начисто выдувает мощными порывами линию горизонта. Мертвая тишина. Ни дуновения ветерка между утесами. Лишь слабый шум прибоя. Доносится шум самолетов, стреляют металлические молнии, отсюда все видится бесконечно медленно. Ничто не мешает стройному стальному клину. Пытаюсь определить его генеральный курс из направления полета. Скорее всего, они вылетели с южно-английских аэродромов. Наконец-то могу спокойно, без страха, провожать взглядом эти бомбардировщики: Куда хватает взгляда, здесь нет интересной для них цели. Немного позже в уши бьет поющий грохот: дневной авианалет. На низких стенах из бутового камня, обрамляющих здесь каждую улицу и каждую тропинку, лежат странные, коричневато-серые лепешки, напоминающие безобразно окрашенные, блеклые оладьи: коровье дерьмо. Так как в этой местности едва ли имеется древесина на растопку, крестьяне обречены сушить коровье дерьмо, а потом сжигать сухие лепешки на открытых очагах в своих каменных жилищах для обогрева и готовки пищи. Они горят неважно, несущественно отличаясь от торфа, но при этом дают достаточно жара для ежедневного супа. В таком одиночестве, между этими стенами, вдруг чувствую неосознанную угрозу. И тут, слышу щелканье кнута и приглушенные крики “Ну-ну”. Должно быть, они доносятся откуда-то из-за стен, но с какого направления? Внезапно я вижу растрепанного черного дервиша, который двигается справа налево над стеной из бутового камня рядом с улицей и при этом то исчезает за ней, нагибаясь, то вновь возвышается. Это напоминает мне кукольный театр, но всего-то лишь тянется усталая кляча. Когда бы я не посещал Saint-Mathieu, каждый раз замечаю что-нибудь новенькое. Не только из-за перемены погоды и освещения — приливы и отливы — часто определяют всю картину и меняют ее: При отливе между очень крутыми, высокими утесами и водой лежит широкое поле странных скалистых горбов, меж которыми образовалась тут и там сверкающая трясина, у вершины, однако, ничего не увидеть с этого предполья, с гласиса, настоящих скалистых бастионов: Совсем другой ландшафт, чем при отливе раскинулся передо мной. Вот и сейчас, все погружено в яркий, в высшей степени ослепительно-резкий свет. Я вынужден закрывать глаза до щелочек — настолько яркое солнце. Оно высветило все цвета ландшафта. Только маяк своими горизонтальным, красно-белым цветом образует странную полосу в ряду множественных линий серого и коричневого цвета и замершим, стального цвета морем, создавая сильный цветной эффект. Он стоит так, напоминая огромную дурацкую подошву. Все маяки мертвы: Ночью противник мог бы легко ориентироваться по ним. В дневное время маяки играют для него, конечно, отличную роль береговых ориентиров. Сбрасываю куртку на песок, ослабеваю поясной ремень и позволяю брюкам сползти. Теперь запросто выбираюсь из них. В таком скомканном виде я их и оставляю. Мои полуботинки сидят на ногах настолько свободно, что могу снять их, просто зацепив один носком другого ботинка, а потом, то же сделать со вторым не наклоняясь, лишь пальцами ноги. А вот рубашка требует от меня некоторых усилий с вывертом: Она мокрая от пота. Ну а теперь — в воду! Там, где песок темнее, он тверже. Я чувствую, как прохладная влажность благотворно влияет на подошвы ног. И уже первые, пенистые капли долетают до меня: Прилив прибывает. Я останавливаюсь: глубоко и спокойно дышу, поднимаю и опускаю грудную клетку, однако руки оставляю висеть свободно. А затем совершенно неожиданно сильно вращаю руками словно пропеллером. И — внутрь в низкую воду, что словно дождь брызжет солеными каплями и плещется впереди. Вода быстро становится довольно глубокой — она словно хочет схватить мои ноги и заставить оступиться. Но я наклоняюсь вперед и щучкой бросаюсь навстречу следующей, бутылочно-зеленой, полой стене воды. Приподнимаясь, несу на своих плечах на какие-то секунды бело-завитое полотно морской пены, словно вуаль из горностая. Однако, с моими первыми гребками кролем, пенный горностай быстро исчезает. Мчусь как сумасшедший, пока совсем не теряю дыхания. Тогда переворачиваюсь на спину и мигаю от яркого солнца. Глаза горят от соленой воды. Яростно моргаю веками, чтобы облегчать жжение. К счастью, здесь, вдалеке от берега, нет больших волн.