Крепость Россия. Прощание с либерализмом

Ну а при закрытой-то экономике есть ли на что надеяться? Так ведь закрытая экономика, в отличие от открытой, есть сосуд изолированный, а не сообщающийся с другими; ну а возможно ли накачать уровень воды в изолированном сосуде выше, чем в других, зависит только от усилий качающего. Конечно, это трудно, но вся история русского народа разве не свидетельствует о способности к сверхусилиям? Но вот стоит только открыть краник, соединяющий с другим сосудом, и вы можете качать хоть со скоростью звука◦— все будет уходить в другие сосуды, что и происходит с нашей экономикой последние 15 лет. При этом те, кто призывает сделать у нас условия для капиталов лучше, а не хуже, чем у других, и тогда к нам вернутся не только наши, но и потекут чужие, сами не ведают, о чем говорят. В глобальной экономике они должны для этого стать не просто хорошими, а лучшими в мире: вы всерьез на это рассчитываете? Лучше, чем в Китае, где завидуют зарплате 100–200 долларов в месяц? Лучше, чем в Бразилии, где не знают, что такое отопление? Лучше, чем там, где законом запрещены профсоюзы и забастовки, и там, где капитализация того же предприятия, на которое затратили те же деньги, в 4–5 раз выше? Полноте, вернитесь на землю! Да и устремись к нам вдруг иностранные инвестиции в реально больших размерах◦— их быстро перекроют неэкономическими способами центры силы современного мира, ибо зачем им усиливающаяся за их же счет Россия. Или полуэкономическими, объявив об увеличении российских страховых рисков и о снижении российского суверенного кредитного рейтинга. А собственные уведенные капиталы в массе своей не вернутся ни при каких обстоятельствах, потому что настоящий вор (а других среди владельцев больших уведенных капиталов нет) никогда не поверит, что его реально простят, потому что это противоречит его же (и не только его!) здравому смыслу, и сам бы он так никогда не сделал. Так что надеяться на то, что при открытии краника с другим сосудом потечет к нам, а не от нас, не стоит. Сверхусилий же не надо пугаться◦— они не обязательно означают жертвы, а могут быть всего лишь безжалостным и болезненным избавлением от некоторых стереотипов. Если экономика наша (и не только она) будет надежно изолирована, а в общественной жизни будут четко разделены и разведены сферы власти и капитала, так сказать Бога и мамоны, то в сфере мамоны можно допустить невиданный либерализм, который сделает русский капитализм самым эффективным в мире, способным-таки догнать и перегнать Запад. К тому же для закрытой экономики существуют рецепты форсированного роста, например эмиссионные, которые к экономике открытой в принципе неприменимы. Правы были наши демократы, когда боролись в 90-х годах с «эмиссионным менталитетом»◦— в тогдашней (как и нынешней) открытой экономике он смерти подобен. Его применение и в закрытой-то экономике балансирует на грани между лекарством и ядом, но это общее свойство всех сильнодействующих снадобий. Главный же расчет на то, что в западной (и как следствие в мировой) экономике наступит все-таки масштабный кризис. И хотя мне кажется, что позиция ряда наших публицистов и общественных деятелей, таких как Михаил Леонтьев, утверждающих, что он уже наступил и вскоре перейдет в катастрофическую фазу, чересчур оптимистична, рано или поздно это, наверное, все-таки произойдет. И вот тогда, если наша экономика будет закрытой и соответственно нечувствительной к этому, а, напротив, будет продолжать динамично развиваться и только выиграет от чужих проблем, придет наше мгновение. Как пелось в фильме, придет оно большое, как глоток. Так охотится царь зверей лев◦— из засады. Так Америка стала сверхдержавой после Второй мировой войны◦— не так она выросла за ее время, как другие просели. И для нас, если повернуть к изоляционизму сейчас, это более чем реально.

Экономический рост не более чем частный случай автаркии. Не стоит большого труда доказать, что любого мирового могущества нация добивается только после периода изоляционизма: Рим◦— до Пунических войн, США◦— до Первой мировой войны. Но это◦— тема другого исследования.