Крепость Рущук. Репетиция разгрома Наполеона

Тимофей с Силантием дождались, пока путники скроются в перелеске, поднялись. Соблюдая осторожность, пошли к лошадям. Оседлав, отправились вслед. Держались на расстоянии.

Колонна выехала на дорогу. Осмотрелись. Вокруг было тихо. Послав дозорных вперёд, тронулись в сторону Рущука.

Когда полностью стемнело, прибавили ходу. Огней не зажигали. Соблюдали осторожность. Как они ориентировались в темноте – не понятно. Казаки не отставали, шли следом на безопасном расстоянии. Проследовав за ними несколько вёрст, Тимофей отправил Силантия к отряду – сообщить о направлении продвижения незнакомцев. Сам направился вслед колонне. Двигались быстро, насколько можно при полной темноте.

Дорога стала спускаться в лощину. Потом, при подъёме, стали различимы их силуэты на фоне звёздного неба. Видимо, это и сыграло свою роль. Они стали заметны на вершине холма. Первыми заметили опасность дозорные. Быстро вернулись, принялись уводить колонну в лес. Но было поздно. Их обнаружил патрульный отряд турок. Численность их была небольшая. Для острастки дали несколько выстрелов.

Зажгли факелы. Убедились, что перед ними не военные, устрашающе щёлкая нагайками, сгоняли людей в кучи.

Поняв, что опасность им не угрожает. Осмелели. Освещая факелами гружённые скарбом телеги, стали рыскать в них. Беспощадно сбрасывали наземь пожитки бедных странников. Не найдя ничего путного, добрались до кибиток. Обнаружив женщин и детей, в ярости, что им нечем поживиться, стали остервенело сечь кнутами беззащитных людей.

Бедные люди в испуге стали молить о пощаде. Но янычары, а Тимофей узнал их по красным кафтанам, услышав знакомую речь, полезли за шиворот женщинам, увидели на холщовых нитках подвязанные нательные православные кресты, рассвирепели ещё больше. Всё это было видно Тимофею. Но он, понимая, что помочь им он один не сможет, не обнаруживал себя.

Один из янычар, увидев среди крестьян молодую женщину, выдернул из её рук младенца, отбросил в сторону, схватил её за длинную косу, поволок в кусты. Она истошно закричала, тянула руки в сторону плачущего взахлёб от боли ребёнка. Но её, обезумевшую от ужаса и горя, безжалостно тащил за волосы озверевший от безнаказанности и вожделения молодой янычар. Швырнув её в высокую траву, снял с себя красный кафтан. Отбросив его в сторону, накинулся на бедную женщину.

Этого стерпеть Тимофей не мог. Вонзил острые шпоры в бока своего коня. Тот от боли взвился на дыбы, громко заржал. Что было мочи рванул, управляемый уздой, к кустам. Тимофей что было сил, громко заулюлюкав, выхватил шашку и с размаху располовинил надвое вскочившего в испуге озверевшего насильника. Далее, не давая противнику опомниться, налетел коршуном на остальных. Одного сшиб конём, другого полоснул по шее шашкой. Выхватил из-за пояса пистолет, пальнул в третьего. Испуская истошный крик, в голос матюгаясь, кинулся на оставшихся шестерых бандитов. Турки, ошалев от неожиданности, бросились врассыпную. Орудуя шашкой, опустил клинок на голову бегущего в панике четвёртого янычара. Половинки расколотой головы, красные, словно спелый арбуз, разлетелись в стороны, разбрызгивая в огненном свете горевших кибиток рубиновые брызги крови. Но тут грянул выстрел. Тимофея, словно раскалённым колом, ударило в спину. В пылу он сумел развернуть коня, увидел янычара с дымящимся в руках ружьём, поскакал на него, в тяжёлой истоме пытался вздохнуть. Но грудь сдавило, в глазах потемнело, уже падая с коня, больше по инерции, он ткнул ослабевшей рукой шашку в раскрытый от ужаса рот янычара. Свалился с коня рядом.

Мужики, видя всё это, заорали что было сил, схватили, что видели (кто оглоблю, кто обронённую турецкую саблю), кинулись на осатаневших от страха, но оставшихся в живых янычар.

Через мгновение всё было кончено. В ночи догорали кибитки. Женщины, обезумевшие от крови и страха, кричали в голос. Их мужья медленно приходили в себя. Громко плакали дети. Из лесу, на место битвы высыпали прискакавшие на помощь казаки. Но работы им не осталось.

Так кто же были эти люди? Куда они шли? За кого отдал жизнь русский казак Тимофей? Уже потом, когда переправили их на левый берег Дуная в лагерь русской армии, от толмача узнали: это были гагаузы, так они себя называли. Православные, но говорили на языке, очень схожем с турецким. За что их и притесняли османские завоеватели. Если другие народы как-то выживали, то безобидных гагаузов турки не терпели нигде: ни в порабощённой Греции, ни в Сербии, ни в Болгарии. Вот и снимались с насиженных мест, получив известия от родных о том, что в степях Бессарабии много свободной земли и там нет притеснений, что в этих местах Россия жёстко противостоит османам. Тайком снимались с насиженных мест, перебирались на восток, где они могли бы спокойно жить, обеспечивать себя и свои семьи своим трудом. Они уходили всё дальше и дальше. Но везде их настигали горе и безысходность. Только теперь нашлись люди, впервые их защитившие, – русские казаки.