Крепость Серахс (книга первая)

— Нет дыма без огня, — сказал Каушут Непес-мулле. — Видно, этот коротыш сказал правду. По людям видно, что у них случилось что-то серьезное.

Те, что были ближе к Каушуту и Непес-мулле, стали здороваться с подошедшими.

Юноша лет двадцати резво соскочил со своей кобылы и протянул обе руки сначала Непес-мулле, потом Каушуту. Затем отступил на шаг и заговорил с жаром:

— Мулла-ага, вы человек умный, много повидали… Скажите, может быть так? Вот вы не такой уж большой хан, а все равно не прошли мимо, вам интересно, о чем толкует народ. А настоящий хан и знать нас не хочет, хоть всех перережь, как овец, с места не стронется. Что у него, за молитвами ноги к заду приросли?..

Каушут перебил парня:

— Сынок, ты сперва скажи толком, что у вас случилось, а то мы с Непес-муллой не знаем…

Но в это время с другой стороны показались несколько человек, шедших к толпе. Люди заволновались, загудели. Юноша повернулся и сразу словно забыл о вопросе Каушута. Его внимание тоже приковали приближающиеся фигуры.

Это был Ходжам Шукур со своей свитой. Сам он выступал впереди, в богатых кожаных сапогах с задранными носами, в просторном чекмене, который, по замыслу, должен был придавать грозный вид его щуплой фигуре. К кушаку с черными кистями на концах была подвешена кривая сабля с узким полумесяцем на ножнах. Вот он продел большие пальцы обеих рук за кушак, сощурил глаза и оглядел всех надменным взглядом.

Народ сразу притих. И даже те немногие, кто только что перед его приходом выкрикивали: "Где хан? Пусть только придет, я скажу ему такое, что он с рождения не слышал!" — затаились. Поскольку никто не осмеливался нарушить первым молчание, хану пришлось начать разговор самому:

— Ну, в чем дело? Зачем меня звали?

Все молчали. Только лошади шлепали по своим крупам хвостами, отгоняя налетавших оводов.

Хан принял грозный вид:

— Ну, что вам от меня надо? Говорите! Или так и будете стоять, будто яшмаки на свои ослиные морды натянули?

Не столько грубость тона, сколько унизительность сравнения заставила людей прийти в движение. Было ясно, что если они стерпят и это, им никогда уже не выбраться из-под ханского башмака. Самым смелым оказался старичок, сидевший в седле как сухая колючка на ветке. Он поднял голову и крикнул:

— Хан-ага, люди хотят говорить с тобой!

— А чего ждете? Говори!

— А если говорить, хан-ага, то дело такое… Что ж мы должны позволять всяким, кто даже навоза верблюжьего не стоит, топтать честь нашу! Может, ты тоже станешь на сторону своего народа, или он тебе совсем чужой?..

— Что же случилось с вашей честью? — перебил его хан, слегка смущенный такими словами.

Юноша, говоривший с Непес-муллой, внезапно выскочил вперед и заговорил низким, но еще некрепким голосом:

— Хан-ага, не надо притворяться. Ты же хан! Неужели ты не знаешь о том, о чем уже знают все? Может, мне тебе рассказать?

Ходжам Шукур насмешливо поглядел на него:

— Расскажи, сынок, расскажи!

— Расскажу, если тебе это интересно. Сегодня после полудня прискакали персы и утащили пять наших женщин. Эти люди хотят отомстить разбойникам. А пришли они сюда за тобой. Если хочешь защитить нашу честь, командуй и привези за каждую отнятую голову по голове!

Ходжам Шукур, не отрывая рук от кушака, повернулся и сделал несколько шагов в сторону. Его взгляд наткнулся на Непес-муллу и Каушута. На их приветствия хан ответил холодным кивком, словно говоря: "И вы тут как тут!"

Толпа молчала в ожидании ответа. Неожиданно хан повернулся назад и заговорил:

— Когда-то мы не ждали ханов в таких делах! Без подсказок делали то, что надо, даром времени не теряли!..

Каушут сказал на ухо Непес-мулле:

— Когда беркут стареет, он делается мышеловом. Когда разбойник стареет, он делается хвастуном!

Из толпы раздался уже полный решимости голос:

— Людям не нужны пустые слова, хан-ага. Люди ждут ответа. Здесь много найдется таких, в ком хватит сил на дела, которых ты сам не боялся когда-то.

Шукур засунул в рот конец своей редкой бороды и принялся жевать ее. Было видно, что он подбирал теперь другую тактику.

— Если вы спрашиваете у меня совета… — начал задумчиво он. — Иран — большая страна. Там и пушки есть, и много войска… Если Иран поднимется, он разнесет в пух и прах всех туркмен, с детьми и предками. Вы сами знаете, сильные хорошими не бывают. Давайте лучше молить аллаха, чтобы он пощадил нас, вот мой совет, друзья…

— Эй, хан, если даже аллах снизойдет до нас, то гаджары-то[34] все равно не смилостивятся!

Ходжам Шукур пропустил эту реплику мимо ушей и продолжал:

— А потом, стоит ли из-за каких-то ненужных рабынь враждовать с такой большой страной! Не спешите! Придет время, узнаем про них, может даже выручим. Так что живите спокойно.

Все тот же юноша, который говорил с ханом, снова выступил вперед:

— Хан-ага, ты очень хороший совет даешь! Среди этих пленниц — и моя жена. Я еще недели с ней не прожил…

— Ну и что ты хочешь?

— Пока будете вынюхивать да узнавать, отдайте мне свою дочь, она как раз на выданье, а приведете мою жену, я верну вам вашу дочь…