Крепость Серахс (книга первая)

У ворот появился сотник. Вид у него был такой, как будто он только что подрался. Но, узнав Ходжама Шукура, от которого ему всегда кое-что перепадало, сотник сразу изменил выражение на лице. Он с улыбкой подбежал к хану, почтительно пожал протянутую руку и бросился докладывать о госте.

Мядемин-хан сидел на застеленной коврами тахте, видимо ожидал кого-то. Шелковая занавеска на одной из дверей распахнулась, и оттуда вышла молодая, на редкость красивая девушка. Ее черные волосы были заплетены во множество косиц, сквозь прозрачную накидку просвечивало нежное, стройное тело. Плавной походкой она подошла к хану и отвесила ему поклон. Косы ее упали хану на колени.

Лицо Мядемина засветилось. Мягкими, пухлыми пальцами он сперва погладил девушку по голове, потом по спине, затем обнял за талию. Словно забыв обо всем на свете, он запрокинул голову, закрыл глаза и отнял руки от красотки.

В это время открылась наружная дверь, и с поклоном вошел сотник. Хан вопросительно посмотрел на него.

— Из Серахса прибыл Ходжам-хан, — сообщил вошедший и снова поклонился.

Хан жестом приказал девушке удалиться. Она понурила голову и вышла через ту же дверь, через которую вошла.

— Пусть Ходжам-хан войдет.

Сотник отвесил поклон и вышел.

Хан уселся поудобнее, подвернул под себя ноги, погладил жирный подбородок и изобразил на лице подобающее для встречи подданного выражение.

Через отворенную сотником дверь вошел Ходжам Шукур и постарался поклониться как можно ниже.

— Саламалейкум, хан-ага, — почтительно произнес он.

Мядемин-хан даже не пошевелился. И только когда гость, осторожно ступая, подошел совсем близко, протянул ему навстречу руку.

Ходжам Шукур крепко ухватился за рукав и согнулся с таким видом, словно собирался расцеловать руку хана. Его всего трясло как в лихорадке. В его трусливом теле сейчас бушевало столько разных чувств: страх, радость, надежда, угодливая любовь, — этого хватило бы на десять человек.

Чуть переведя дух, Ходжам Шукур осыпал хана вопросами. Как его здоровье? Как здоровье родственников? Как здоровье детей? Как себя чувствует любимая жена? Забываясь, хан спрашивал по нескольку раз об одном и том же.

Мядемин-хан вначале отвечал на вопросы Ходжама Шукура, хотя и довольно однообразно: "Хорошо, спасибо" или "Слава аллаху, хорошо", но потом и это ему надоело, он перестал совсем отвечать и пристально стал смотреть на Ходжама Шукура, словно видел его в первый раз.

Наконец Мядемин-хан поднялся, перешел на ковер и жестом пригласил Ходжама Шукура присесть напротив. Гость и хозяин сели и молча уставились друг на друга. Мядемин-хан никак не мог придумать, что бы такое сказать, а в обязанности Ходжама Шукура, как гостя, входило только одно: поздороваться и расспросить о здоровье хозяина и ближних, что он и исполнил, даже с излишней старательностью. Мядемин-хан подумал еще немного и решил взять быка за рога.

— Чего привез?

Лицо Ходжама Шукура радостно засияло, и он, торопясь и сбиваясь, принялся перечислять подношения:

— Сушеной дыни пятнадцать пудов, хан-ага, зерна восемьдесят пять пудов, потом торбы, еще муки десять мешков…

Мядемин-хан повел головой и стал рассматривать стены, словно раньше у него не было на это времени.

Ходжам Шукур пытался угадать причину недовольства хана, перечислял в уме привезенное и не знал, чем можно вызвать интерес хана.

Мядемин посмотрел в лицо Ходжама Шукура и перебил его:

— Это все, что ты привез?

— О аллах! Это только от Хемракули, хан-ага! А от меня еще верблюд с сарыкскими коврами, верблюд…

Лицо хана вдруг приняло такой суровый вид, что Ходжам Шукур невольно замолчал. Все мысли его разлетелись в разные стороны, словно стая воробьев. Молчали они довольно долго. Наконец хан пристально посмотрел в глаза Ходжама Шукура и сладко улыбнулся, точно ободряя гостя. От радости Ходжам Шукур весь расплылся в ответной улыбке и даже закрутил головой. Но лицо хана моментально приняло прежнее выражение, даже еще более суровое. Ходжам Шукур перепугался чуть не до смерти.

"А может, шайтан съел часть его ума? — вдруг мелькнуло у него в голове. — Сейчас позовет сотника и скажет: "А ну-ка отруби голову этому шакалу". Ходжам Шукур даже с опаской обернулся и посмотрел на дверь. Но сотника там еще не было.

— Хан-ага, — вдруг начал вкрадчивым голосом Мядемин-хан, отчего гость его даже вздрогнул, — а не привез ли ты какой-нибудь туркменский цветочек, попроще, но поярче?..

До Ходжама Шукура наконец-то дошло. От радости он чуть не подпрыгнул на месте.

— Как же, хан-ага! Привез, специально для вас, да такой, что поискать!..

Два человека, хоть и поздно, но все-таки сумевшие понять друг друга, обменялись ласковыми улыбками. Хан хлопнул в ладоши. Вошел сотник. Мядемин-хан прокашлялся и посмотрел на него особым взглядом. Сотник покорно поклонился и вышел.