Крепости неодолимые

«Ввиду высокой патриотической и художественной ценности этого памятника (раки. — Б. К.) Александру Невскому, — гласит официальный документ, — все это величественное сооружение было передано в Эрмитаж». Останки же святого были погружены в ящик и до июня 1989 года хранились в подвале Казанского собора, превращенного в музей истории религии и атеизма. Более кощунственного деяния, оскорбившего миллионы верующих и лишившего град Петра своего покровителя, пожалуй, трудно было совершить. Не потому ли многочисленные беды и напасти обрушились на Ленинград и привели к необычайным историческим и человеческим жертвам.

В войну Великую Отечественную в траншеях и землянках перед образом Александра Невского на ордене клялись русские офицеры бить врага так, как делал это Александр Ярославич. Поклянемся же и мы перед его останками, перенесенными в Свято-Троицкий собор Александро-Невской лавры в верности идеалам, за которые сражался «святой и благоверный великий князь».

НА ПОДВИГ С ВЕРОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ

Кажется, время замерло здесь, и даже разрушительные жернова молоха вандализма вынуждены были замолчать в бессилии перед созидательной силой человеческого гения. Одухотворенность и проникновенность его особенно чувствуется в тех уголках, которые сохранились в своем первозданном виде и дают обильную пищу воображению. И вот уже из открытого окна кельи до вас доносится молитва одного из иноков, а из другого слышится поскрипывание гусиного пера и шелест листов, на колокольне легкими переборами звонари пробуют колокола. Но внезапно в размеренный ритм жизни обители врывается конский топот. В пустыни забили тревогу, но вскоре она унялась — дозорные завидели великокняжеский стяг и конных воинов в исконно русском одеянии.

Их было необычайно много, а роскошные доспехи и вооружение говорили о знатности прибывших. Ровно через день после Успенья Богородицы (15 августа) великий князь Московский Дмитрий Иванович «пригласил с собой брата Владимира Андреевича, всех бывших тогда в Москве князей и воевод русских, с отборною дружиной воинскою в Троицкую обитель».

Откликнулась Русь на великокняжеский призыв, всколыхнулась, почувствовала в себе силу ратную, возрадовала сердце Дмитрия Ивановича. Но как никогда оно нуждалось в твердости, в избавлении от тревог и сомнений.

Путь в шестьдесят с небольшим верст был недолог, и вскоре воины стояли у ворот монастыря. Встречал их игумен, преподобный Сергий.

Невозможно определить количество коротких свиданий и продолжительных встреч, которые состоялись между великим князе?*! и преподобным Сергием, но в жизни Дмитрия Ивановича, правнука Александра Невского, они оставили неизгладимый след. Да только ли в его!

С тех пор как в непролазной чащобе, в окружении топких болот, вдали от наезженных дорог и тропинок обосновал небольшую келью молодой монах Сергий (ему было в ту пору двадцать четыре года), это место стало центром всеобщего притяжения. Сюда шли люди, решившие отречься от мирской жизни, и, подобно первому обитателю пустыни, продолжить ее в жертвенном служении всевышнему. Но воистину для молвы не существует препятствий, и о подвиге Сергия вскоре стало известно в разных уголках России. Нет, преподобный монах вовсе не жаждал легкой славы ясновидца, но, укрепив дух в познании истины, н; стал запираться в себе.

Не счесть, сколько человеческих судеб уберег Сергий от душевного краха, скольких грешников наставил на путь праведный, сколько крови русской сохранил, скольким людям внушил подвижническое служение церкви. Да и в делах малых, в извечных человеческих заботах о хлебе насущном, об отвращении болезней и напастей не было лучшего спасителя на Руси. Стоит ли говорить, что получить благословение от старца из Троицкой обители считалось высшей наградой для любого россиянина, будь он князь или холоп.

Монастырские стены, которые отделяли суетный мир от мира духовного, в то время не являлись символом полного затворничества — Россия нуждалась в созидательной и объединительной мудрости слова. И она обрела ее из уст Сергия Радонежского и его приспешников, которые донесли его до народа. Пламенные призывы к справедливости, к возрождению духа, к защите Отечества не могли оставить равнодушными сердца россиян. По масштабам и сути своей это было первое на Руси хождение в народ. Оно не прошло бесследно. Постепенное отрешение об безысходности и появление надежды на освобождение от беспросветной тьмы татарской неволи заставляли учащенно биться пульс нации. Удары его чутко воспринимали как в Московском Кремле, так и в Троицкой обители. Момент прозрения и сознания готовности к смертной схватке с ордой у великого князя Дмитрия Ивановича и Сергия Радонежского наступил не вдруг: первый приближал ее откровенной непокорностью и противлением насилию, второй долгие годы незримо готовил ее в умах соплеменников.