Крепостная маркиза

– Говорю не очень хорошо, но понимаю. Да и Эмиль немного по‑русски знает. Теперь благодаря ему я могу и мосье Антуана понимать, ежели он чего просит.

– Так ты сама за ним ухаживаешь?

– Сама, кому ж ещё. Разве что когда мадам Фаншон наведается. А так, кроме нас с Эмилем, в замке никого нет. Слугам ведь платить надо, а у нас ливров‑то этих местных совсем немного осталось.

– Хочешь сказать, что маркиз не дает тебе денег на хозяйство?

– Раньше, когда хорошо себя чувствовал, давал, а сейчас… Он ничего не понимает. Попробовала ему сказать, мол, скоро нам есть нечего будет – конечно, это я так, на всякий случай, в подполе у них еще много чего имеется из съестного, – но он ровно ничего и не понял. Только глазами захлопал. Мадам Фаншон нас выручает – то овощей пришлет, то мешок муки ее сыновья привезут…

– На что ж вы собираетесь жить, если маркиз умрёт?

Агриппина пожала плечами:

– Придумаем что‑нибудь. В сарае вон карета стоит. Эмиль сказал, что можно её в порядок привести да отдыхающих возить.

Соня едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

Она в какой‑то момент и забыла, что Дежансон – курорт и сюда ездят на воды богатые люди…

Значит, маркиз ничего не успел сказать своей молоденькой жене. Может, собирался ей сюрприз сделать? Надо же, в подземелье замка пуды золота, а юная маркиза размышляет, как деньги зарабатывать.

Соня, конечно, не собиралась всё золото оставить себе. Ежели половина принадлежит маркизу Антуану, то, значит, само собой, после его смерти наследниками станут его сын Флоримон, и жена Агриппина;

– Значит, ты, говоришь, с Эмилем живёшь… – чтобы не молчать, медленно проговорила Соня.

Агриппина поежилась.

– Что поделать… Вы, ваше сиятельство, – девица, вам не понять. Я пока не попробовала мужчину, тоже ничего такого не хотела. У французов… у них всё по‑другому. Мне кажется, наши мужчины даже не знают такого, что знают они. А теперь я каждую ночь лежу в своей комнате и жду Эмиля, как будто он, а не маркиз Антуан, мой супруг. Как вы думаете, бог покарает меня за то, что не сохраняю верность мужу? Но я так рассудила: муж – он тебе супруг от бога, когда ты ему своё тело отдаёшь, и когда деток от него нарожать можешь. А ежели он к тебе ни разу и не притронулся по причине своих преклонных лет… Верность ведь надо сохранять тому, кто с тобой на ложе супружеском возлежит, правда же?

Однако, как изменили Агриппину происшедшие с нею события! Теперь она прямо‑таки философски рассуждает. Послушал бы её Вольтер! Что есть верность, что не есть верность и кому её хранить… Человек, когда хочет себя оправдать, любую философию под свои рассуждения подведёт. Агриппина не хочет обвинений в неверности, вот и придумала для себя собственные категории верности… Но, наверное, не Софье её судить.

– Сейчас я тоже кое в чём признаюсь, – понизила она голос, подвинувшись к Агриппине, – а ты поклянись, что ничего никому не скажешь.

– Богом клянусь! – Агриппина прижала руку к груди, словно призывая в свидетели собственное сердце.

– Дело в том, что я теперь замужняя женщина.

– Правда?! – Агриппина ахнула и расплылась в улыбке. Но тут же вспомнила о клятве и нахмурилась. – А почему об этом нельзя никому говорить? Он низкого сословия, из простых людей?

– Он – князь, – сказала Соня и тяжело вздохнула.

А потом вдруг её прорвало, и она заговорила, торопясь и сбиваясь, но отчего‑то в полной уверенности, что Агриппина её не осудит. Другая непременно бы запричитала – как же так, взять, да и отказаться от мужа! А ежели его поступку имеются причины? Вполне достойное объяснение?

Но бывшая служанка княжны ответила вовсе не так, как Соня ожидала.

– Значит, Григорий Васильевич всё‑таки разверз уста… – понимающе кивнула она и, поймав удивлённый взгляд Софьи, пояснила:

– Я в одной лавчонке Дежансона русскую книжку купила… Должно быть, какая‑то знатная дама, на воды приехавшая, забыла её тут, вот хозяин и решил хоть копейку с неё урвать.

Су по‑ихнему. Поначалу, как мой интерес заметил, он такую цену загнул, не приведи господь! Тогда я притворилась, что ухожу, он и давай звать: «Мадемуазель! Мадемуазель!» Хотя и знал, пройдоха, что я теперь маркиза и по‑ихнему – мадам. В общем, купила я книжку, прочитала. Так что много слов красивых знаю… – Григорий Васильевич вовсе не уста разверз, а свои, пардон, панталоны, – перебив Агриппину, неуклюже пошутила Соня.

– Ну и как, вам понравилось выполнять супружеские обязанности? – жадно поинтересовалась Агриппина, и Соня едва не состроила свирепое лицо: что позволяет себе её служанка?!

Пардон, как можно было забыть, она ведь знатная женщина, мадам маркиза… И думается, Соня с Агриппиной теперь как бы две подружки. Но говорить о сокровенном… Впрочем, об этом её никто и не спрашивает, можно ведь сказать только «да» или «нет» …

– Не очень, – честно призналась Соня.

– Это плохо, – покачала головой Агриппина. – Эмиль говорит, что на свете мало мужчин, которые умеют доставить женщине настоящее удовольствие.